— То есть?

— Мы уже подходим к тебе!

— Вы рядом? — Телефон скользит из руки. Чудом успеваю его удержать.

— Да, — смеется Лена. — Ты сказала, что у тебя последняя пациентка. Вместе поедем домой.

— Лена...

Обернувшись, я замечаю идущую по коридору Шаталову и спешащего ей навстречу Савойского. Чувствую любопытные взгляды других пациентов.

Пока ничего страшного не произошло, но нехорошее предчувствие обжигает внутри как кипятком. «Они не должны встретиться», — проносится в голове, и с шага я стремительно перехожу на бег.

Лечу по коридору, будто обязана остановить что-то важное. Не оглядываюсь, когда Вероника кричит о каких-то анализах. Распахиваю дверь...

И чуть не сбиваю с ног нового совладельца клиники, который, вместо того чтобы войти, удивленно пялится в сторону дороги.

18. Глава 18. Чужой ребенок

Глава 18. Чужой ребенок

Иногда мужчине нужна женщина, а иногда — дефибриллятор,

чтобы пережить поступки этой женщины.

Марк

Две чертовых недели я запрещал себе соваться на порог этой клиники.

Две недели вкалывал как проклятый над новым проектом, не думая и не вспоминая о вредной врачихе с неправильными ушами.

Две недели как пацан просыпался по ночам от болезненной эрекции и по часу морозил себя в душе под ледяными струями.

Почти простыл.

Почти выстудил всю ту дурь, которая сносила крышу.

Почти вернул себе способность нормально мыслить и принимать правильные решения.

Но сейчас...

Один случайный взгляд в сторону... против воли, словно за плечо кто-то дернул.

Одно хмурое детское лицо...

И я чувствую, как по мне едет трамвай. Старый! Тяжелый! С красными боками, проржавевшей гармошкой и огромными круглыми фарами.

Неспешно. Будто одного столкновения мало и надо размазать по рельсам, протащить кишками по железу как можно дальше.

Жестко. До шума в ушах и острой боли за ребрами.

Из-за нее ни вдохнуть, ни отвернуться не получается.

Словно гребаный маньяк, смотрю в лицо мальчишки. На такие же глаза, как у меня. Такую же родинку над правой бровью. На прищур, мой... Зеркальный! Только с разницей лет в тридцать. И медленно отъезжаю.

Невозможно. Бред. Галлюцинация.

Мозг даже не пытается найти объяснение. Как бездушный барабан в новогодней лотерее, выкидывает первые попавшиеся варианты. И не позволяет сделать хотя бы шаг. К дороге. Или от нее.

Так и стою деревянным истуканом, пока в грудь не врезается что-то горячее и упругое. Неожиданно и резко, как разряд дефибриллятора.

— Извините... — слышу я женский голос. Вроде знакомый, но какой-то не такой. Хриплый.

— Да?..

Не хочу поворачиваться. Умом понимаю, что хватит! Нельзя смотреть на чужого ребенка так пристально. Нельзя сходить с ума от обычного сходства. Однако это сильнее меня. Какая-то сверхсила!

— Марк... — Женский голос становится еще тише. Бьет моим собственным именем по нервным окончаниям. Рикошетит за грудиной, заставляя вздрогнуть.

— Лиза?

Четырнадцать дней порознь, регулярная заморозка под холодным душем, сотни причин убраться подальше — все летит псу под хвост. Ничего не остается.

Склонив голову, скольжу взглядом по темной макушке и белому халату, по огромным голубым глазам и нежным губам.

Женщина из снов. Старых и новых. Теплая, настоящая. И испуганная, будто не только со мной творится сейчас неладное.

— Простите. — Градская пытается выбраться из объятий. Толкает в грудь. Дергается.

Как всегда боевая и такая... своя, что скручивает от желания сжать ее до тонкого вскрика. И рвануть к ребенку, который тоже остановился и смотрит на нас как на призраков.

— Ты?.. — Наверное, нужно сказать что-то еще, но извилины скрипят, как тормоза того самого трамвая.