Как она меня бесит своей непробиваемостью!

— В общем так, Оль. Последнее китайское предупреждение. Не лезь к нам с Владом. 

— И что ты мне сделаешь?

— Пойду по твоим стопам и нажалуюсь родителям.

— Пфф, тоже мне испугала.

— Ну, испугала, не испугала, а отцу будет очень интересно узнать, что младшенькая доченька одной ногой на вылет из универа, потому что прогуливает. А тетя Лена будет в восторге, если проведает о том, как вы с друзьями расслабляетесь и что ты делаешь за гаражами, а также куда делись ее серьги с изумрудами, — я могу долго перечислять ее косяки, но хватает и озвученного, чтобы Ольга начала хватать воздух ртом, как пойманная рыба.

— Это грязный шантаж!

— О, да! — блаженно жмурюсь, — он самый.

Она замолкает, долго пыхтит, капризно надув губы, а потом выдает:

— Это нечестно!

— У тебя странное понятие о честности, Оль. Лезть ко мне и мешать — это честно. Отдавать тебе все самое хорошее — тоже честно.

— Да ты никогда ничего мне не отдаешь! — зло выкрикивает она.

— И дальше не отдам. Влад мой. Будешь лезть — будем воевать. А ты знаешь, я пленных не беру и жалеть не стану.

Ольга сердито показывает мне язык и идет к дверям:

— Он сам от тебя сбежит! Потому что ты злая и не гибкая! 

— Вали уже, гуттаперчевая ты моя.

Значение этого слова она не знает, поэтому уходит, хлопая дверью так, что в ушах звенит. Я уверена, она ни черта не поняла и завтра попрется в пельменную. Что ж, скатертью дорога.

 

***

 

На следующий день сестра звонит в пять двадцать и кричит в трубку срывающимся голосом:

— Ясь, ты где блин?

— Дома.

— Что ты там делаешь? — возмущается она.

— Корчусь перед зеркалом, пытаясь накрасить глаза, а ты мне мешаешь. Какие-то проблемы?

— Ты же должна была быть в пять …

И тут до меня доходит в чем дело. Эта наивная чукотская девушка все-таки попалась на нашу с Владом уловку и отправилась портить нам «на свидание».

— Где? — спрашиваю, давясь хохотом.

— У тебя с памятью беда что ли?! — сердится она, — в трёх поросятах!

Все, не могу сдержатся и начинаю хохотать, хрюкая как те самые три поросенка. Ну Оленька, ну молодец. Порадовала.

— Чего ты ржешь? 

— Прости, милая, но я не приду. Ты там не грусти. Поешь пельмешек.

— Каких пельмешек? — шипит она.

А я жалею, что пропустила такой момент. Надо было приехать туда к пяти, спрятаться и понаблюдать, как расфуфыренная сестра носится вокруг пельменной. Эх, жалко не сообразила. Такой момент упущен.

— Все, пока, Оленька. Мне некогда. Я, знаешь ли, на свидание собираюсь. Красоту навожу.

— Ты…Да ты…Да я…, — она задыхается от злости.

— Пока-пока, — все так же смеясь, скидываю звонок и тут же получаю гневное сообщение.

«Ты дрянь, Ярослава! Дрянь!»

«Я тебя предупреждала, чтоб ты не лезла. Не хочешь по-хорошему, значит будем по-плохому.»

«Дрянь»

«Повторяешься»

«Я тебе этого не прощу!»

Я не стала дальше читать весь этот феерический бред о том, как именно она меня не простит. Мне не интересно. Меня Влад ждет.

 

— Куда мы едем? — аккуратно интересуюсь, наблюдая, как Швецов гонит по вечерним улицам. После прогулки по набережной, он соблазнил меня каким-то волшебным местом, в котором мне должно очень понравится, и теперь мне было крайне интересно, что же это за место такое распрекрасное.

— Ко мне.

Я смеюсь, но смех замирает в горле, когда понимаю, что он не шутит. Мы действительно едем к нему.

— Эй! Мы так не договаривались! — возмущаюсь я, — я хочу гулять и романтики.

— Будет тебе романтика, — ухмыляется он, быстрым взглядом скользя по зеркалам, — сколько хочешь.

Звучит как угроза. Приятная такая, многообещающая, и я пугаюсь того, насколько резко мое внутреннее «я» на нее отвечает. Разгон пульса за долю секунды, сердце на разрыв, и вся кровь от головы куда-то вниз.