Алексей качает. Вот–вот попросит сменить.

– Родители тебя не потеряют? – отвлекаю его разговором.

– Бабка не заметит. У нее коровы.

– А мать?

– Померла год назад. Болела.

– Оу. Сочувствую. А батя?

– А батя сбег! – зло. – Мать обрюхатил и сбег.

Даже не знаю что сказать.

Леха пыхтит все громче, запыхался. Устал. Но учить так учить. Делаю вид, что мне звонят, отхожу в сторону, «разговариваю». Пацан качает. Медленно, с натяжкой, но качает.

На великах подъезжают еще трое пацанов.

– Землянкина припахали! – ржут. – Че, Леха, бицуху качаешь? Давай, давай! Раз! Раз! – считают. – Давай, Землянкин, идешь на рекорд!

Леха бросает насос, кидается на пацана, что ближе, толкает его в грудь.

– Я не Землянкин! – рычит. – Я Земляникин!

Пацан с велика падает, тут же подскакивает, сцепляются.

– Так, в чем дело? – разнимаю петухов. – А ну брысь отсюда!

Пацаны сваливают.

– Чего это они? – у Лехи спрашиваю.

– Ничего, – огрызается. – Достали.

Алексей садится на траву, спрятав лицо в колени. Сажусь рядом.

– Маму Олесей звали?

– Угу, – тихо шмыгает носом, отворачивается.

Теперь понимаю, почему лицо Леши мне показалось знакомым. Мутил я здесь с девчонкой одной. Как раз тем летом, когда школу окончил, почти все ночи с ней дружили. Она тоже на каникулы приезжала к родителям. На швею в профучилище последний год училась. Олеся Земляникина. Красивая, пипец просто. Коса русая толще кулака моего. Глаза зеленые, чуть раскосые, ведьминские. Раз взглянешь, пропадешь. Вот и я в свои восемнадцать пропал. Однажды даже подрался из–за нее с пацанами, так еще и нагоняй от Олеськи получил за синяки. Потом еще бабушка добавила.

Тем летом с Олесей у меня случился первый секс. У меня первый. Потом второй и... Я тогда шальной ходил, лыбился без конца как дурак, бабушка даже температуру заставляла мерить. В конце августа мы с Земляникиной по разным городам разъехались.

В универе уже другие девчонки были, Олеська забылась как–то. Приезжал сюда сколько потом – не виделись больше.

– Мне очень жаль, что она умерла.

Качаю колесо сам. Совесть теперь не позволяет достать компрессор и облегчить себе работу.

– Лех. Ты же всех в деревне знаешь, да?

– Ну.

– Если кто незнакомый появится – предупреди меня, окей?

– Чего ради?

– Ну так… мало ли.

– Ты че, в бегах?

Оглядываюсь убедиться, что рядом никого нет. Присаживаюсь рядом с парнишкой.

– Я могу тебе доверить тайну? Только честно? – подумав, кивает. – Не я в бегах, а соседка моя. Ирина.

– Это та что за стенкой у тебя? С ребенком?

– Она. Ее ищут нехорошие люди, чтобы Сашку забрать.

– Так может это… Метелкину сказать?

– Нет… пока не надо, но я обязательно скажу. Просто так может получиться, что и он не поможет.

– Ладно, если кого увижу, сообщу.

– Спасибо, Лех, – жму ему руку. – Езжай домой, темно уже.

– А ты?

– Я почти закончил. До дома доеду, завтра еще подкачаю.

13. Глава 12. Роман. Романс

Глава 12. Роман. Романс

Домой приезжаю затемно. Кое–как умываюсь и без сил падаю на кровать. Живот от голода урчит. Руки гудят после насоса, плечи ноют, поясница тоже. Леха там как, интересно, тоже страдает?

В полумраке комнаты чувствую укоризненный взгляд бабушки и деда.

Что, ба? – мысленно обращаюсь к фотографии на противоположной стене. – Нет, мне не совестно, что Леху наказал. Будет знать как колеса посторонним людям спускать. Хорошо хоть не догадался проткнуть или порезать.

Ба, как мне кажется, соглашается, но мальчишку жалеет. Мне тоже его жаль, но я рад, что он растет с правильными установками. Надо предупредить Метелкина, чтобы приглядывал за парнем, переходный возраст скоро.