— Мой отец был странным орком, Милли. Он дружил со светлым эльфом. Наверное, за всю историю Эрамира ты днём с огнём не сыщешь другой подобной дружбы. Они встретились в детстве, когда ни тот, ни другой не знали, что вообще-то им положено друг друга ненавидеть, и однажды отец помог Митаэлю победить его обидчиков при помощи рунной магии. Они пронесли эту дружбу через всю жизнь, скрывая её ото всех. А когда им обоим исполнилось по двадцать, на деревню, где жил отец, напали разбойники. Люди. Их тогда разбили, но отец получил смертельную рану. Узнав об этом, Митаэль, не колеблясь, провёл обряд Слияния. Это было странно для всех, кроме них. Связанные всегда умирают одновременно — один не может жить без другого, так как является его продолжением. И Митаэль умер в ту же ночь, когда погиб отец. Так и получилось, что, кроме рунной магии, я ещё немного владею магией светлых эльфов …

Я улыбнулась. Такой же необычный, как и Милли с её странной, непохожей на других тёмных эльфов, магией, Рым понравился мне сразу. С первого «взгляда». И хоть я никогда не описывала подробности проведения обряда Слияния, всё же я прекрасно знала, как именно нужно его проводить.

На пол полетела одежда. Мне нужно быть обнажённой, чтобы жизненная сила текла через все поры в коже, проникая в Рыма. Ему, конечно, тоже лучше раздеться, но снимать с него сейчас штаны и рубашку я не хотела — вдруг он умрёт в процессе? Нет уж, и так сойдёт.

Дальше нужно было смешать мою кровь с кровью умирающего, что уже случилось ранее. Эллейн, как оказалось, очень кстати меня так сильно ранила — иначе бы пришлось что-то придумывать, чтобы выжать из себя хотя бы капельку драгоценной жидкости, а никакими острыми предметами я не обладала. Мечи и ножи у Рыма отняли ещё в лесу.

Я прижалась к орку, широко раскинув руки и ноги, как морская звезда. Грудь к груди. Так, всё правильно.

Приблизив свои губы к его, я вздохнула и начала тихо говорить:

— Плоть от плоти моей, кровь от крови моей. Возьми мою жизнь, стань моим продолжением, свяжи себя со мной, оставшись там, где я сейчас. Пусть наполнится жизнью тело твоё, и раны затянутся. Пока жива я, жив ты. Пока жив ты, жива я. Плоть от плоти моей, кровь от крови моей, связанный со мной, любовь моя, брат мой.

С каждым словом я чувствовала, как силы покидают меня. Клонило в сон, голова кружилась… Но я всё-таки смогла произнести всё до конца, благо фраз было немного.

А когда я закончила, легко поцеловав Рыма в щёку и уже почти проваливаясь в небытие, он неожиданно открыл глаза.

Каре-зелёные. Только теперь у них были не вертикальные, а самые обычные круглые, человеческие зрачки.

Именно в тот миг я узнала его…

И потеряла сознание.

.

Я парила в невесомости, слушая, как поёт сердце.

Ветер, подхватывая тело, нёс меня вперёд. Вперёд, туда, где он ждал меня. Я чувствовала его каждой клеточкой невесомого тела. Он ждал, и я летела, широко раскидывая руки, потому что точно знала — он поймает. Всегда ловил.

Поймал и на этот раз. Прижал к себе крепко-крепко, сжав так сильно, что, будь это наяву, сломал бы мне все рёбра. Но здесь я только рассмеялась, взъерошивая обеими руками его светло-русые, мягкие, как шёлк, волосы.

Сколько нам лет сейчас и здесь?

А какая разница? Разве у души есть возраст?

Разве может быть возраст у вечности?

Он выдохнул мне в макушку что-то неразборчивое, и я, опять рассмеявшись, подняла голову, наткнувшись на те самые каре-зелёные глаза, которых мне так не хватало.

Он и смотрел на меня по-прежнему, и от этого взгляда кто-то маленький и окровавленный в глубине моей души зализал все раны и тихонечко запел.