Приближающиеся мерные шаги останавливают мое сердце. Замираю, уставившись на свое отражение. Жду. Дышать перестаю. Грудь от волнения капканом сдавливает.

Ширма отодвигается рывком, но мне удается сохранить холодный самоконтроль. Не вздрагиваю. Молча и вызывающе смотрю на отражение Самира. На его лицо, приобретшее маску парафиновой текстуры.

Он сглатывает. Кадык взметается вверх и опускается. В глазах загораются огни. Осоловелый взгляд скользит по моей спине и бедрам, грузно поднимается и цепляется за отражение груди.

Стою, не двигаясь и молясь, чтобы ушел. Уволился. Уехал. Исчез. Потому что до греха доводит. Электризует меня. Покой рушит.

Не уходит. Напротив, шаг вперед делает. Резко оборачиваюсь, не зная, чем прикрыть себя. Спиной жмусь в угол, где он меня и блокирует. Нависает сверху, дыша, как загнанный зверь — сбивчиво, отрывисто, хрипло. Желваки перекатывают от злости. В глазах клубится исступление.

Плечом прилипаю к холодному зеркалу, но обжигаюсь об него. Кажется, тут все накалено и полыхает. Бьющейся в клетке мышкой смотрю Самиру в глаза и ни слова произнести не могу. Горло невидимой удавкой перетянуто.

Он склоняется, обдавая мой висок горячим дыханием. Губами спускается к уху, глубоко вдыхает запах моих волос и шепчет:

— Ты только что себе хуже сделала, принцесса. Потому что теперь ты от меня точно не избавишься.

Осколки… Ранящие насквозь. Вонзающиеся в мои глаза, губы, грудь. Именно такой эффект производит плотоядный взгляд Самира. Я не отшила его своим глупым, необдуманным поступком. Я раздразнила хищника. Куском свежего мяса у него перед носом потрясла, забыв, что он не скован цепями. Пленница-то по-прежнему я. Я перед ним безоружна.

— Выметайся, — шиплю дрогнувшим голосом.

Блеск в его глазах становится ярче. Туман рассеивается. Он медленно пятится, продолжая мазать по мне взглядом. Насмехается, демонстрируя свою власть и мое бесправие.

— Возьмите белое, — кивает на платье, которое я так и не примерила. — В нем вы божественны, Элла Валентиновна.

Дьявол. Сущий дьявол — вот кто этот Самир!

Едва за ним задергивается ширма, как я стекаю спиной по зеркалу. Опускаюсь на корточки и дрожащими руками достаю из кармана джинсов его анкету. Телефон разблокирую с трудом. Перед глазами все плывет: то ли от осознания своего очередного позорного поражения, то ли от страха. Фотографирую анкету как можно четче и отправляю Никите.

Я должна была дождаться, пока он первым позвонит или напишет. После шести месяцев игнора эгоистично начинать общение с просьбы, но больше мне обратиться не к кому.

«Привет, Ник! Помнишь Самира, моего телохранителя? Мог бы ты навести о нем справки без лишнего шума?»

«Привет! Что-то случилось? Ты где? За тобой приехать?»

«Я с няней, не волнуйся. Может, у меня паранойя, но я боюсь, что в агентстве отца могли обмануть, и Самир не тот, за кого себя выдает. Если попрошу Руслана, он сдаст меня Богдану, а тот отцу. Сам понимаешь…»

«Ок. Все сделаю. Если еще что-то нужно, не стесняйся».

«Нет, спасибо. Только не тяни. Пожалуйста».

Никита присылает смайлик с пальцем вверх, и я прикрываю глаза, выдохнув. Раньше мы чатились часами, перебирая все смайлики и стикеры, засыпая друг друга романтичными гифками и признаниями. Сегодня я не смею даже мечтать, чтобы Никита написал «Люблю тебя». Впрочем, вряд ли мне это уже нужно. Отвыкла я от него. Испытываю к нему нежные чувства, но они ближе к тем, которые я испытываю к Богдану и Руслану. Я помню его поцелуи, ласки, тепло рук, шепот, запах. Я скучала по ним, сгорая от желания написать, позвонить. Я глотала слезы по ночам, перечеркивая прошлое. И видимо, выгорело. Осталось выжженное пятно и мелкий тлеющий уголек, из которого уже не раздуть пламя. Какой-то стоп-кран сработал. Теперь мне остается только надеяться, что Никита согласится быть мне лишь другом.