8. Глава 7. Одна маленькая смерть

Камиль

А вот и брат пожаловал!

Убрав пушку за резинку штанов, поднимаю это пьяное тело с перепуганной медсестрички и усаживаю в кресло. Вот только брат зеленеет на глазах, и приходится тащить его в туалет, чтобы не заблевал мне полквартиры.

— Какого хрена?! — Я помогаю ему сориентироваться над унитазом, не надеясь получить даже бессвязный ответ. Тут и так все ясно: с Адель разосрался и наклюкался со злости.

Умыв полудохлого его, волоком тащу к кровати и укладываю под одеяло.

— Окно открой! — бросаю медсестричке, стягивая ботинки с брата.

Стоит как вкопанная.

— Оглохла? Окно, говорю, открой!

Не нравится, что я голос повышаю. По лицу видно. Так нечего тупить!

Свежий воздух колышет занавеску, наполняя квартиру запахом осени. Медсестричка ежится, туже запахивая на себе мой халат и растерянно глядя на нас. Окидываю ее взглядом, припоминая, как оголилось ее бедро, когда брат свалил ее на пол, и улыбаюсь. Ножки у нее что надо.

— Ложись. Он теперь до утра не встанет.

Она плетется к креслу и корячится разложить его. Минуту наблюдаю за ее манипуляциями и не понимаю, что сложного в том, чтобы попросить меня помочь? Я же вроде не тиран, не кидаюсь. Или кидаюсь?

— Отойди! — Отодвигаю ее и одним движением раскладываю кресло. Достаю из шкафа простыню и плед и швыряю ей. — Сама расстелешь?

Молчит. Обиделась. Или перепугалась сильно спросонок. Так кто ж знал-то, что брат среди ночи решит тут отлежаться?

Я запираю дверь, которую он, естественно, оставил распахнутой и с воткнутыми в замок ключами, и ложусь на край кровати, где уже похрапывает мое горе. Вроде самый младший в семье, а чувствую себя нянькой.

Медсестричка возится с простыней, запутываясь в моем халате и шмыгая носом. Или снова плакала, или простыла. Наконец гасит свет и ложится, но не спит. Как и я, слушает падающие в раковину капли в ванной и о чем-то думает.

— Камиль? — тихо произносит она, когда я уже засыпаю.

— М-м-м?

— Если я откажусь от сделки, ты убьешь меня?

Что за дурацкий вопрос?! Хотел бы — пришиб бы еще вчера утром!

— Ты пожалела Глеба? — уточняю я.

— Не знаю. Я думаю… Я плохая актриса, Камиль. Я эмоциональная. Со мной у тебя ничего не получится. Подставишь себя.

— Хочешь вернуться к прежней жизни? Ее больше нет. Спалишься — и Адель до тебя доберется. Я выкручусь. Ты — нет.

Она протяжно вздыхает. Ей явно не хватает человека, которому можно выплакаться. Собеседник из меня хреновый, а советчик и того хуже. Я действую по обстоятельствам, доверяю интуиции. У меня нет планов, есть только цели, а средства по ходу подыскиваются. Например, как эта медсестричка.

Она засыпает, так ничего и не ответив, а я еще долго таращусь на занавеску с проклятым пониманием, что создал себе проблему.

Утром меня будит брат, со всей дури припечатавший мне рукой по лицу. Подскакиваю, целясь в него стволом и пугая Маркизу.

— Мля… — мычит брат, морщась от света. — Как я тут очутился?

— Это у тебя надо спросить.

Медсестричка выглядывает из-за спинки кресла, привлекая его внимание.

— Я вам все испортил, да? — Брат вылезает из постели и взглядом ищет свою обувь. — Машу ж вать… Вашу ж мать… Вот это я вчера быканул. Сначала с Адель перегавкался, потом с Паолой. Черт знает, где накидался.

— Иди душ прими. Я пока тебе крепкого чаю заварю.

Он сваливает в ванную, постанывая от головной боли и все еще пошатываясь, а медсестричка натягивает плед до самого подбородка.

— Расслабься. Ему нет до тебя дела.

Пока я вожусь на кухне, она встает и залезает в свою сумочку за зеркальцем. Долго и тщательно всматривается в отражение, разглядывая щеку.