Это был теплый семейный вечер, который неожиданно сгладил и немного разбавил ту горечь, что скопилась в жизни Ильи – в жизни не блестящей профессиональной, а тайной, личной, где все у него было далеко не так блестяще, как на сцене.
Домой Илья вернулся в благостном расположении духа.
А через два дня умер Сатурн.
Глава 6
Друзей провожают стоя.
Ваня Тобольцев (Иня)
Всеми вопросами, связанными со смертью Сатурна, занималась мама. Ей Илья позвонил, как только, вернувшись с репетиции, обнаружил уже холодное тельце. И точно таким же ледяным комком смерзлось все внутри. Илья кивал, соглашался, давал гладить себя по голове и обнимать, как будто он маленький. Как будто нуждается в этом утешении.
Утешение бессмысленно, когда теряешь друга.
Единственного друга.
Под этой ледяной анестезией он проходил два дня. С каменным лицом проводил друга в последний путь – по предложению мамы похоронили Сатурна на территории загородного дома деда, где теперь жила двоюродная сестра отца с семьей. Они были не против. Красивое место выбрали, под яблоней.
Все формальности соблюдены, долг исполнен.
А холод не только внутри, он теперь и снаружи. Ты приходишь в холодный дом, где тебя никто не встречает. И некому рассказать о том, как прошел день, не о ком заботиться, некого кормить, не с кем гулять. И Илья готов ударить того, кто скажет, что это всего лишь пес. Когда после того, как кто-то уходит из твоей жизни, там остается зияющая дыра холодной пустоты – значит, ты потерял настоящего друга.
Которого некем заменить.
Вечером второго дня Илья обнаружил себя звонящим Ване Тобольцеву. Пока в трубке шли длинные гудки, Илья задавал себе вопрос – зачем он это делает. И вяло отвечал самому себе, что Иван был привязан к песику и должен знать, что его больше нет. И не надо больше покупать специальный корм для старых собак.
Телефон исчерпал лимит времени дозвона, и механический голос предложил перезвонить позднее. Нет, спасибо. У Ильи был единственный друг. Теперь нет никакого. Это же очевидно.
Холодно. Какая холодная, неуютная в этом году осень. Надо пойти сделать чай.
На кухне он долго смотрел на пустую миску на полу. Так и не нашел в себе сил выбросить миски, подстилки, переноску. Не мог – и все тут.
Чай. Он же хотел выпить чаю. Но едва Илья протянул руку к чайнику, подал голос телефон.
Ваня.
– Да?
– Привет! – Ванин голос, в отличие от его, звучал бодро. – Ты уже вернулся? Как Питер? Видел тебя по новостям.
Питер, гастроли, новости. Кажется, это было с кем-то другим. С другим человеком, который не знал, что бывает настолько больно и холодно.
– Эй! – поторопили Илью из трубки.
– Сатурна больше нет.
Это были те единственные слова, которые он мог сказать. Которые ему необходимо было произнести. Чтобы поверить самому.
– Как нет? – спросил Иван после паузы. – Убежал, что ли? Как можно было упустить пса?
И ты тоже, Ваня. Ты тоже не понимаешь простейших вещей. Не понимаешь, хотя я говорю тебе прямо. Прямее некуда. Я говорю. Но ты меня не слышишь. И ты тоже меня не слышишь.
– Убежал, да. Туда, откуда не возвращаются.
– Слушай, я ничего не понял. – На фоне Ваниного голоса и в самом деле слышались шум, музыка, чьи-то еще голоса. – Тут связь пропадает и не слышно вообще. Я тебе попозже перезвоню, лады?
Не важно, Ваня, это уже не важно. Не имеет значения. Ты там отдыхай, развлекайся. А я тут…
Нет, чай не согреет.
Ему надо к роялю. И что-нибудь сыграть.
Он сел за инструмент, холодными непослушными пальцами принялся перебирать ноты. Нет, такими руками нельзя играть. Илья начал растирать ладони, разминать пальцы. Ноты остались открытыми на четырнадцатой сонате Бетховена. Ее Сатурн особенно любил и, когда был помоложе, иногда подвывал на скерцо.