- Не уйду, пока не поговорим. Открой, зай, пожалуйста!

Прислонилась лбом к дверному косяку. Сейчас он моя опора, а дверь – защита от чудовища, которого я любила много лет. Сердце болезненно ныло и бешено билось о ребра, грозясь взломать грудную клетку и выпрыгнуть из тела. Не от страха, нет. От непонимания, как после всего, что произошло, он мог прийти сюда.

- Нет! Слышишь - нет!  - голос задрожал. Только бы не разреветься. - Видеть тебя не могу и не хочу. Иди к своей шалаве, с ней и разговаривай!

- Нет у меня никого и не было, зай. Открой, пожалуйста, я все объясню. Неудобно же через дверь, ну, - заканючил под дверью.

- Не открою. И слушать тебя не буду! Я подаю на развод. Мне от тебя ничего не надо, даже алименты не нужны. А сейчас уходи! Пожалуйста!

Чем жалобнее был голос мужа, тем больше твердости и уверенности появлялось в моем.

- Наташ, - муж за дверью заволновался. Он торопливо заговорил, испугавшись, что я могу уйти и не услышу его объяснений, - то, что ты видела… Это все по пьяни. Я и не помню ничего. Поверь мне, зай. Мне потом как рассказали, что я творил, самому страшно стало. Это ошибка, случайность...

Ему рассказали! Уж не девка ли эта? Надеюсь, с подробностями.

- Ошибка? Случайность? Ты серьезно? А пинать меня ногами – тоже случайность? Пальцы на ноге не болят, нет? О какой ошибке ты говоришь, Паша?! Ты не настолько пьян был, чтобы ничего не осознавать и не помнить!

Меня снова затрясло. Плохо, больно.

Муж за дверью что-то еще взволновано говорил, оправдывался, но я ушла в комнату. Наказала Денису не открывать дверь и вышла на балкон. Там дала волю слезам. Курила одну за одной сигареты, размазывая слезы по щекам, пока меня не перестало трясти.

- Ушел?

Дениска пожал плечами и еще ниже склонил голову над раскраской. Слезки закапали на бумагу. Понял мой мальчик, кто в гости приходил. Слышал, к сожалению, что папка натворил и почему мама теперь его не пускает и не хочет разговаривать.

- Не плачь, сынок, все у нас будет хорошо, - уговаривала сына успокоиться, еле сдерживаясь сама, чтобы снова не сорваться.

Чтобы отвлечься от жутких воспоминаний и боли, переключилась на сына. Вместе раскрашивали, играли, даже смеялись, гоняя машинки по комнате.

А перед сном снова стук в дверь и нетрезвый голос мужа:

- Наташа-а, прости-и!

Дениска убежал в кровать, укрылся одеялом и притих. Я тихонько подошла к двери. Прислушалась.

За дверью у порога возня. Похоже муж устроился на коврике и намеревался остаться на ночь там. Очень надеялась, что не додумается сломать дверь. После того, как я видела его в ярости, боялась его пьяного и не знала, чего ожидать.

- Любимая-а, пусти-и, - тихий стук, переходящий в скрип ногтями по деревянной двери. Ну хоть понимал пьяной своей башкой, что все вокруг спят и не шумел.    

 Я молчала. Плакала тихо и молчала.

«Любимая» - какая ложь! А думал ли ты о любимой, когда кувыркался с той девкой в чужой постели? Все ложь. Каждое слово, каждое действие, прикосновения. Смотрел мне в глаза, в глаза сына, матери и врал. Неужели ничего не екало в груди? Неужели нравилось жить двойной жизнью?

Он всхлипывал за дверью, что-то жалобно бормотал, иногда постукивал бутылкой о пол. Не уходил, а я не открывала и не разговаривала с ним. Притаилась как мышка. Так и сидела до утра без сна, пока не услышала, как на рассвете он встал и ушел. 

24. Глава 23

Кошмар продолжался больше месяца.

Муж приходил каждый день, сидел у закрытой двери, а я его не пускала. Не хотела видеть и слышать, только и он не отступал. Этот почти двухметровый красавец-мужчина теперь плакал, просил прощения, умолял начать все сначала, дать ему шанс все исправить. Говорил, что это не то, о чем я подумала, что это была первая и последняя измена и что все случилось по пьянке. Он просто уснул, а потом… ничего не мог вспомнить. Как будто не он трахался с той девкой, не меня он увидел в дверях ее квартиры, не меня толкнул, ударил, оскорбил…