– Я молчу.

– Так вот… этот сталкер первый раз тогда заговорил. Его голос был изменён, – глаза Вики засветились лихорадочным страхом, – я тогда так сильно испугалась… это было до жути похоже на фильмы про маньяков, клянусь!

– Успокойся. Водички хочешь? – Протянув стакан с прозрачной жидкостью, не знала, как помочь Вике избавиться от страхов. – Ты в полицию обращалась?

– Я… я не стала тревожить отца, и как оказалось, правильно сделала! После его угроз найти меня и наказать за поздние прогулки, мне было так страшно ехать на такси… в общем, я переспала с Макаровым…

– Эээ… это самая странная логика, которую я когда-либо слышала.

– Не перебивай! Дослушай! Я предупредила Ташу, что останусь ночевать в нашей квартире, мою же комнату не занимали квартиранты. Однако, после угроз психа, ехать к чужим людям как-то не захотела. Называй, как хочешь, но мне было не по себе. – Вика примолкла, внезапно сникнув. Прошло не меньше минуты, прежде чем девушка продолжила: – А когда я проснулась… мне стало ещё больше не по себе.

– Господи, да что случилось-то?! Антон настолько плох?!

– Не говори глупостей! – Ташкевич бросила на меня злобный взгляд, тут же мрачнея. – Нет. Его собака… она лежала под дверью квартиры… вся в крови…

– ЧТО?! Аргон?! Что случилось с Аргоном?!

Я всегда любила красивую овчарку Макарова, которой, если не ошибаюсь, было около десяти лет. Пусть Аргон был нечистокровной овчаркой, всего лишь дворняга, найденная нашей компанией на Автобусной улице Питера во время одного из заездов, но он был настолько миленьким, что Макаров сразу же забрал его к себе домой, сказав, что чёрный пушистик напоминает ему Русика в детстве, и что он не может оставить его мёрзнуть на улице. Помню, мы тогда ещё долго смеялись! Аргон реально неописуемый красавец!

– Его выпотрошил кто-то прямо под дверью квартиры… – «убила» меня Вика своим тихим шёпотом, всхлипнув. – Знаешь, я ещё никогда не видела, как мужчины плачут… это было ужасно!

– Я… О, Господи, какой кошмар!

– А когда приехал Руслан, и мальчики отправились… оправились на кладбище домашних животных, ОН опять позвонил… спрашивал… спрашивал, усвоила ли я урок.

Закрыв рот ладошкой, в немом ужасе не могла вытянуть из себя ни слова.

– Он сказал, что следующей выпотрошит Киру… – казалось, у меня сердце остановилось. – Я… я так испугалась! Я никому не сказала! Я ночевала дома, не отходила от Кирюхи… а он перестал звонить. Уже подумала, что легко отделалась, прилетела на твой день рождения… а он опять… мне так страшно, Лера! Он говорит, что накажет меня, что я без разрешения улетела!

Глухие рыдания Вики били прямо в сердце, как кардиостимулятор, заставляя тело работать, действовать.

Моя обида на Зарецкого, как и его слова, казались теперь глупыми и мелочными. Это такая ерунда, по сравнению с угрозой жизни нашей малышки!

– Надо рассказать твоему отцу! Шутки в сторону, Бельчонок! Сотрудник СБР быстро найдёт этого утырочного ублюдка! Сейчас Кира в порядке, далеко от Питера… звони немедленно и расскажи всё, как есть!

Уговаривать долго Ташкевич не пришлось. Через десять минут разговора с Романом Ивановичем, Вика уже облегчённо рыдала в голос, избавляясь от накопившегося страха, которым обязательно нужно делиться с родными, так сказать, сбрасывая балласт.

Дядя Рома, всегда собранный и спокойный, приказал Вике не рыдать, заверив, что со своим напарником найдёт недоумка и так «накажет», что тот даже слово такое забудет.

Я верила надёжному опекуну Таши и отцу Бельчонка, воспитавшему двух девочек с одинаковой любовью и нежностью, что далеко не часто встречается у родных папочек, не говоря уже об опекуне, удочерившим сироту, пусть та и приходиться его жене племянницей.