Шумской вышел из гридницы последним.
- Андрюх, идем покажу доспех новый. У нас кузнец из Ольховки. Мастер, – Демка звал заняться делами ратными, но Андрей головой покачал.
- Иди. Догоню, – и отправился искать рыжую.
Вот, сколь угодно мог уговаривать себя – отстань от девки, не думай о ней, а все равно ноги несли проворно. Искал на бабьем подворье, искал в конюшне у Буяна. Потолокся даже у портомойни, чем и вызвал интерес у холопок. Совсем было отчаялся, но занесло его к сарайкам. В одном, где короба новые хранились, он и нашел Аришку. И не приметил бы, коли не жалобный скулеж девушки. Голос-то ее он сразу признал, токмо неведомо как. Не иначе сердцем угадал.
Шагнул в полутемный сарайчик и огляделся. Голос-то ее Аришкин слышал, а саму ее не видел. Пометался взглядом по коробам, и в дальнем углу приметил конец косы золотой. Арина сидела на полу, ткнувшись лицом в коленки. Шумского аж пробрало, до того жалостно плакала, слов не сыскать, чтоб описать.
- Арина… – подошел ближе, присел возле девушки. – Обидел кто?!
Сам не ожидал такой-то злобы в своем голосе.
Рыжая вздрогнула и подняла глаза свои окаянные на боярина.
- Здрав будь… – а слезы текут-бегут. – Не обидел…
- А слезы с чего? – Шумской брови грозно насупил, а у самого аж руки затряслись. – Ты чего тут забилась в угол, а?
Молчит. Вот, ей Богу, молчит и смотрит так, что пробирает до печёнок.
- Не молчи ты. Что стряслось? – в ответ Аришка только вздохнула горестно, слезы утерла рукавом вышитым.
- Ты смеяться станешь, боярин. Все смеются.
- Не стану.
- Станешь.
- Ты видала хоть раз, чтобы я смеялся? – Аринка лоб наморщила, видно, припоминала.
- Нет. Только… – и снова слезами залилась!
- Тьфу! – за плечи ее взялся обеими руками, встряхнул легонько. – Говори, нето. Чего так-то скулить?
- Мавка подохла… – выдохнула будто Арина. – Вышла за ворота и умерла. А меня-то не было рядом. Хоть голову ей подержать. Боярин, она старая была. Как так подохнуть-то одной совсем? Сосед говорит скулила громко, видно мучилась.
С тех слов Андрей вывел токмо одно: Мавка – собака. Маленько удивился, что девушка так уж убивается по скотине, но вслух сказал другое. А как инако? Ведь рыдает, а стало быть, важно для нее.
- Схоронила?
- Да. Вчера зарыли, – и смотрит с такой надеждой на него, будто он оживить псицу сможет.
- Так посади куст какой на схроне. Псице может и без разбору, а ну как нет? Вот не знаю, куда скотина после смерти уходит, но вдруг увидит? – нес дурное, но ничего иного выдумать попросту не смог.
Аринка аж дернулась, встрепенулась и ресницами захлопала.
- И правда же! Будет там знать, что я о ней помню. Боярин, молиться о звере ведь грех, верно? А вспоминать можно. – Андрей чудом улыбку сдержал.
- Смотрю я на тебя и … – Шумской головой покачал, но продолжил. – Тебе звери дороже, чем люди.
- Не дороже, боярин. Их жальче. Ты-то вон какой, обоерукий, сильный. А у них что? Токмо лапы. Ни оборонить себя, ни еды сыскать на старости. Все только пинают, да ругаются. А за что? За то, что верой и правдой служили всю жизнь свою?
- И с людьми такое случается, Ариша, – Андрей уж и не помнил, когда вот так запросто болтал с кем-то, окромя Дёмки. А уж с девкой никогда не было такого!
- А вот то их вина, я так мыслю. Если к концу-то жизни не нажил ни одного друга, да любящего ближника, так и…
- Злая ты, а ведь так и не скажешь. Иной раз кому-то тяжко с людьми сходиться. С того и живут одиноко, – Андрей себя не узнавал, трещал, как сорока!
- Как ты? – и глазищами своими буравит, но не зло, не с праздным каким любопытством, а тепло так…с пониманием.