Сделал шаг, второй, царапнул по плечу, провёл по горлу, почувствовал исходящую дрожь, зарылся в растрепавшуюся от беготни причёску, разрушая то, что осталось от пучка, удерживаемого шпильками. В миллиметрах от подрагивающих губ остановился, впитывая в себя вкусные эмоции вожделенного страха.

Румянец пятнами заалел на щеках, ресницы напряжённо хлопнули от шока, фиолетовый засос мигнул в разрезе блузки. Дрянь! Похотливая шлюха! Кувыркалась всю ночь со своим обожаемым Дениской! Впился в губы, со злостью кусая их до крови, почувствовал солоноватый вкус на языке. Шальная доза одурманила то, что осталось от мыслительного процесса.

Кажется, Лена пыталась отбиться, мыча мне в рот, вырывалась, когда я разодрал полы рубашки, заскулила и подалась вперёд, стоило сжать с остервенением грудь. Член болезненно дёрнулся и упёрся в ширинку, грозя с треском вырваться наружу.

Возбуждение неслось по венам, пульсировало в животе, пробуждало животный голод к самке, отчаянно бьющейся в объятиях. Такое острое желание не испытывал никогда. И насрать, что чижик трепыхается, не отвечает на поцелуи, не стонет от касаний и не горит от похоти. Я возьму своё сейчас, а потом не дам ей выбора.

Предвкушение опережало действие. Видел, как толкаю её на диван, рву по шву юбку, избавляюсь от трусиков и засаживаю ствол, зажимая ладонью вырывающийся крик. Яйца гулко бьются о промежность, член сдавливает как в тиски, ягодицы притираются к паху, сердце с грохотом рвётся из груди.

– Руки убрал от неё! – сквозь пелену донёсся крик, и долбанный спаситель с силой дёрнул за плечо, отдирая от добычи.

12. Глава 11

Елена

Как я допустила, что ситуация вышла из-под контроля? Меня же учили сглаживать конфликты, словами успокаивать разошедшихся пассажиров, нейтрализовывать закипающие эмоции. Бортпроводник должен иметь бетонную стрессоустойчивость, резиновое терпение и негнущуюся невозмутимость. В какой момент я забыла о железных правилах на борту после отрыва от земли?

Видела же, что Горцев вот-вот взорвётся, как паровой котёл от переизбытка нагнанной температуры, и всё равно продолжала скалиться вместо того, чтобы прикусить язык. Прикусил его мне он, набросившись с жалящими поцелуями.

Стыдно, но я вошла в ступор, как только Слава сжал меня в тисках. Стояла и не могла шевельнуться, словно вкололи эпидуральную анестезию сразу между шейными позвонками – голова слабо функционирует, а всё остальное обездвижено.

Казалось, прошло несколько минут, пока я смогла справиться с шоком. Только возможность сопротивляться мне нисколько не помогла. Все мои удары кулаками уходили в молоко, а Горцев на них даже не обращал внимания. Билась, как птица в силках, расходуя последние силы.

Если раньше напор и мощь Ростислава меня будоражили, то сейчас трясло от омерзения. До сих пор не могла поверить, что он решится на насилие. Одно дело махать кулаками и выворачивать руки равным оппонентам, и совсем другое, скручивать слабую женщину.

Треск порванной блузки оглушил, а болезненное сжатие груди подорвало сердечную мышцу. Кровь с гулом неслась в голове, выбивая из реальности. Боялась потерять сознание и очнуться изнасилованной, не оказав сопротивления. В пяти метрах от меня находился Денис, но из-за звуконепроницаемой перегородки надеяться на него не было смысла.

Мычала, пытаясь хоть как-то достучаться до разумной частицы Славы, судорожно цеплялась руками за воздух, надеясь нащупать какой-нибудь предмет потяжелее. Бесполезное трепыхание, обессиливающее ещё быстрее.

Знаете о чём я подумала в этот момент? Как буду смотреть в глаза сыну. Видеть, обнимать, разговаривать и… помнить, что его отец сделал со мной. Это уже не погуляли и разошлись, не пятнадцать тысяч в стакане, не поигрался и забыл. Здесь всё шло к надругательству над личность. Конечно, я переживу, как говориться – отряхнусь и пойду дальше, но сколько лет мне придётся учиться доверять мужчинам снова?