– Такое ощущение, что тут забавлялись гигантской дрелью, – предположил я.

– Я чуть было не решил, что это морг, а в нишах будут лежать трупы, – произнёс Михаил.

– Профессия наложила на твои размышления определённый отпечаток. – Мне стало смешно от его предположений.

– Не исключено, – согласился Михаил. – Как говорил один мой коллега, у человека два агрегатных состояния: жив и мёртв. В одном он опасен, а в другом безопасен, но почему-то именно безопасное агрегатное состояние человека меня пугает больше. Наверное, это подсознательное неприятие.

– Мёртвого?

– Ну да.

– Я думал, что люди из органов совершенно невосприимчивы к трупам.

– Видимо, я не из тех органов.

В этом гроте лазерное пятно не давало такой объективной информации, постоянно теряясь в нишах. Понять, где отсюда выход, удалось не сразу, пока мы не обошли вдоль стены половину галереи. Выход, кажущийся вблизи тоннелем, сделанным вручную, тоже оказался порталом. Я даже боялся представить, где мы находимся. Мы могли быть в любой точке земного шара, даже подо льдами Антарктиды или ниже дна Марианской впадины, при условии, что тут искусственно поддерживается нормальное атмосферное давление.

Я первым вошёл в него и вышел в светлое помещение. Михаил появился меньше чем через секунду.

– Твою мать, как страшно оказаться одному в таком месте, – искренне произнёс он, оттоптав мне пятки. – Ого, мы что, вышли наружу?

Он тоже увидел свет. Жёлтый, почти оранжевый, похожий на заходящее солнце, он светился далеко впереди, давая надежду, что мы каким-то чудом выбрались на поверхность. Правда, в этом случае я был прав, это не могли быть окрестности Владивостока. Там сейчас день ещё в самом разгаре. Вечерело сейчас где-то в районе западного побережья северной Америки. Не хватало нам ещё выбраться где-нибудь в районе Сиэтла и долго думать, как вернуться домой.

– Хотелось бы верить, что так и есть. Только тусклый свет слегка меня напрягает. Во Владивостоке сейчас день, – произнёс я.

– Мне плевать, где мы окажемся, лишь бы скорее выбраться на свежий воздух. Никогда не думал, что пещеры так угнетающе действуют. Спелеолога из меня точно не получилось бы. Я предпочитаю лазить по горам снаружи.

Мы направились в сторону источника света. Эта пещера была многократно больше всех предыдущих, даже вместе взятых. Я ощущал её габариты подсознательно и видел своими глазами, наблюдая, как за сотни метров от нас упиралось в стену зелёное пятно лазера. Причём лазер упирался только в боковые стороны, впереди он просто терялся.

Пол под ногами становился скользким. Это была грязь. Михаил поскрёб её пальцами и проверил на язык.

– Земля, – произнёс он тоном специалиста по уликам.

– А ведь могло быть что-нибудь другое.

– Гуано летучих мышей?

– И не только. Могли и французы оставить своё гуано.

– Был бы только рад напасть на след людей, – усмехнулся Михаил. – Интересно, куда мы выберемся?

– Только бы это была Земля. – Я сложил ладони вместе, мысленно обращаясь к богу. – У меня развилась временная аллергия на другие планеты.

– Бьюсь об заклад, что мы до сих пор на Земле, на нашем родном Дальнем Востоке, – предложил пари Михаил.

– Откуда такая уверенность?

– Жизненный опыт. Из всех версий самая верная та, в которой мотивы проще других. То есть более приземлённая. Я исхожу из этого.

– Да уж, опыт у нас был разным, я бы сказал, прямо противоположным.

– Будем посмотреть, чей опыт лучше, – посмеялся Михаил. – Готов поспорить на бутылку французского коньяка.

– Я не против, если его купят французы. Они нам будут должны в любом случае, где бы мы их ни нашли.