В его голосе прозвучало какое-то надрывное отчаяние. Настя непроизвольно ухватилась за него, словно утопающий за соломинку. Просто поразительно, как быстро все отошло на второй план: смерть дорогой подруги, жестокое избиение и перспектива оказаться сексуальной рабыней в борделе далекой страны. Настя сейчас держалась только за голос Кирилла, словно пыталась найти в нем подвох, и... и не находила. И прекрасно понимала абсолютно все: и почему он это делает, и что не боится, и что так рисковать можно только в одном случае...

- Почему? - на разбитых губах запеклась кровь. Насте хотелось не терять звук его голоса ни на миг. Она знала: стоит только Аксенову замолчать, как на нее обрушится ужасающая реальность и осознание того, что ее подруга мертва, она сама все еще в опасности, а жизнь теперь никогда не будет прежней.

- Мобилу не проси, не дам. Секут все звонки. Вот, возьми.

Он разжал пальцы Насти, буквально впихнув в её ладонь свернутые в трубку купюры.

- Не знаю, повезут ли тебя в таком виде, но постарайся. Смотри, ментам на глаза не попадись. В город нельзя, там тебя первым делом искать будут.

- Почему, Кирилл? - глухо повторила Настя.

Подняла глаза и недоуменно моргнула, когда Аксенов смущенно отвел взгляд.

- По кочану... не твое дело... - он запнулся, вдруг вскинув голову. И его светлые глаза словно потемнели от какой-то отчаянной решительности. - Тебе надо пояснять, почему? Ты слепая, Краснова? Еще и тупая, судя по всему... только сдвинутая эмо могла ни хрена дальше своего носа не видеть и не понимать, класса с седьмого...

- Не понимать что?

- Какая ты дура!

Настя не успела скривиться от боли, когда руки Аксенова легли на ее плечи. Только инстинктивно сжалась, ощутив прикосновение его неожиданно мягких губ к своим. Вопреки всему, поцелуй не вызвал отвращения. Впрочем, какого-либо другого отклика он тоже не вызвал. Сознание Насти все еще плавало в спасительном забвении шока. Даже тот факт, что ее Светланки больше нет в живых, а она сама на волосок от смерти, не желал восприниматься нокаутированным рассудком.

Губы Кирилла были теплыми. Прикосновение, несмотря на грубость, каким-то родным. Может, потому, что искренним. Именно поэтому она не ощутила боли в разбитых губах, не отшатнулась, не закричала, не испугалась очередного насилия. Только пальцы до боли в фалангах держались за машину, никакая сила не заставила бы их сейчас разжаться, чтобы оттолкнуть Аксенова к чертовой матери... или же обнять в ответ в порыве пока до конца не осознанной благодарности.

Поцелуй не был нежным. Он даже не был страстным. Каким-то злым, обреченным и отчаянным. Непонятная боль отозвалась в пылающих ребрах, в ноющем от неудобной позы позвоночнике, в пульсирующих висках. Эта боль была чужой. А Настя - слишком ошарашенной, чтобы осознать, что через поцелуй ощутила боль Кирилла.

Поцелуй прервался так же резко, как и начался. Аксенов отпрянул от нее, словно обжегся, на миг закрыл лицо руками, потерянно качая головой.

- С седьмого класса, как только переступил порог этой сумасшедшей школы... ты ни хрена не видела за своими выдуманными страданиями! Ненавидела всех, и меня за компанию... конечно, проще было списать все на закон стада! Что бы я ни делал, ты захлопывалась все сильнее!

То, что он сейчас говорил, выглядело сущей ерундой. Но вот вся его поза, лихорадочно блестящие глаза и усиленная жестикуляция говорили совсем об ином. Сердце Насти сжалось, когда в памяти всплыло неподвижное тело Светы, еще теплая ладонь... вена на запястье, в которой больше не бился пульс. Чувствуя, что еще немного, и она сорвется, просто рухнет без сил, захлебываясь рыданиями, Настя сделала над собой усилие, заставив мысли побежать в обратном направлении, унестись в школьное прошлое.