Губы не двигаются. Элиза смотрит испуганно, но тоже ничего не может сделать. Её, так же как и меня, сковывает чужая магия. Невидимыми щупальцами она оплела наши тела и теперь управляет ими, заставляя сделать шаг в переулок. Потом ещё один.

"Что происходит?! Этого не было в книге?!" — паникую я, силясь разорвать путы. Мимо проходят счастливые парочки и просто одинокие гости, но они и не думают остановиться. Просто не знают, что это нужно!

Я до последнего сверлю стражников взглядом, но они, конечно, не слышат моего молчаливого крика. Мой идеальный план рушится, как песочный замок попавший под волну.

Мы с Элизой точно деревянные солдатики, с трудом переставляя негнущиеся ноги, неумолимо идём в сгущающуюся темноту переулка. “Это плохо! Очень плохо!” — бесполезно мечутся мысли. Я придумываю план за планом и тут же отметаю каждый. Все они бессильны перед возникшей опасностью. Какой смысл был убегать от принца, если я погибну уже сегодня. Сейчас!

Вот, праздничная площадь остаётся позади, а когда мы сворачиваем за угол, и вовсе исчезает. О фестивале напоминают лишь долетающие обрывки смеха и музыки. Здесь, в темноте и сырости, они кажутся изощрённым издевательством.

“Дура-дура”, — ругаю я себя, едва сдерживая слёзы!

— О, богатый улов! Мы поймали двух рыбок сразу! — хрипит появившийся из темноты незнакомец. Его товарищ выходит с другой стороны. Они одеты в чёрные мантии с глубокими капюшонами, лиц не разглядеть. Это чернокнижники из культа сумрака, того самого, который разыскивает Алан!

Тьма вокруг этих людей гуще, а воздух тяжелее. Даже дышать приходится через силу, со свистом.

— Это не по плану, — говорит второй. Голос у него скрипучий, точно старый засов. — Глава не одобрит. На вторую заказа не было.

— Небо, да ты помешан на правилах!

— Тебе охото познать гнев главы? Мне нет!

— Ладно-ладно, что ты предлагаешь? — я не вижу лица культиста, но чувствую, он смотрит на меня.

— Эту оставим здесь, — отвечает второй, кивая в мою сторону.

При мысли о том, что значит “оставим здесь”, спину холодит озноб, а желудок до тошноты стискивает страх. В отчаянии я пытаюсь двинуть хотя бы пальцем, но тело скованно и неподвижно как камень. У меня остались только глаза…

— Ладно, — хрипит преступник и вытаскивает из-за пазухи кинжал с волнистым лезвием и рунной рукояткой.

— Ну, ты же не будешь плакать, цветочек, — говорит он, подходя ко мне. — Всё быстро закончится.

“Помогите! Помогите… Алан! Деккард! Кто-нибудь... ” — кричу я, но всё бесполезно. Слова застревают где-то на подступах к горлу. Краем глаза я вижу, что Элиза, кажется, плачет. Её голубые глаза блестят сквозь прорези маски.

— Стой! — вдруг приказывает напарнику второй преступник. — Посмотри на лезвие.

Я тоже опускаю взгляд. Лезвие светится алым.

— Не может быть… — шепчет преступник, поднося кинжал к глазам.

— Так... Тогда мелкую в расход, а эту забираем! И давай быстрее. Мы уже задержались! Заклятие недолго будет их держать.

— Я что ли виноват? — ворчит второй, перекидывая кинжал в другую руку и поворачиваясь к неподвижной Элизе. Свободную он кладёт девушке на плечо придерживая.

“Ну нет, только не Элиза! Как они смеют к ней прикасаться? Они её волоска не стоят!” — несутся в голове мысли. Негодование пробуждает какие-то скрытые резервы, а может, это заканчивается время действия заклятия? Я чувствую, как по телу разливается тепло, словно в груди разгорелся костёр.

Преступник замахивается, а я собираю всю свою силу, всю волю в единую точку и всё-таки заставляю тело двигаться. Это всего лишь неуклюжее скованное движение, но мне удаётся голой рукой схватить лезвие, когда оно уже готово вонзиться Элизе в грудь. Ладонь и пальцы пронзает болью.