Походу, от меня фонит бешенством, потому что подруженька со вздохом завинчивает тюбик с тушью и оборачивается ко мне:

– Ну чего тебе от меня надо?

– Что это сегодня такое было? – отвечаю я вопросом на вопрос, старательно пытаясь не начать орать, хотя очень хочется.

– Ты про что?

– Про все.

Больше всего меня сейчас, конечно, волнует, кто тот мудак, кто затащил Соню в постель. Или это была не постель? Блядь. Дышать. Не орать.

Но как сдерживаться, когда мне, сука, почему-то больно…

– Я уже сказала. Тебя не звали. Не нравится – проваливай.

Ухмыляется. Как взрослая.

На заднем фоне слышно звонок в домофон. Ни я, ни Соня не двигаемся с места.

Судя по тому, что сигнал затыкается, Илья Захарович решает поработать привратником. Голову на отсечение даю, Денисочка приперся.

У меня потихоньку начинают отказывать тормоза.

– Нет уж, Сонечка. Никуда я не уйду, – нависнув над дерзкой писюхой, предупреждаю я. – Более того, с сегодняшнего дня мы будем жить по моим правилам. И ты будешь слушаться, как миленькая.

Соня сдувает челку со лба.

– Да с чего бы? – она отворачивается от меня к зеркалу. Сонечка Жданова, которой я зеленкой мазал коленки, красит губы. Соблазнительные губы. Блядь.

– Ты сегодня шикарно подставилась. Даже лучше, чем вчера. Грех не воспользоваться, – радую я ее. – Думаю, я смогу донести до Ильи Захаровича, что Дэнчик – нежелательный элемент рядом с тобой. Доскакалась в трусах?

Я вот это ей все говорю, и понимаю, что пока не выруливаю ситуацию, а глубже закапываю себя в яму. Хер его знает, как я будто оттуда вылезать, но по-другому Жданова на контакт идти не хочет.

Где-то на границах сознания маячит, что Воловецкая советовала мне совсем другое.

Но это же черт знает что! Я не должен ей ничего объяснять! Я сделал херню, но из лучших побуждений!

Короче, у меня родился план, я буду делать все, чтоб он выгорел.

– Так что забудь про поездку с мальчиком-зайчиком в Москву, – заканчиваю я. – Ты теперь от меня ни на шаг.

– Ничего я не подставилась. Я все папе объясню, – шипит она. – И все равно не уследишь.

Как раз в этот момент, до нас доносится мужской голос:

– Здравствуйте, Илья Захарович. Меня Соня ждет.

Походу, вражина уже проникла на мою территорию.

Соня пытается подняться с пуфика, но я удерживаю ее на месте.

– То есть по-хорошему не хочешь? – с угрозой спрашиваю я.

– Никак не хочу, – вздернув подбородок, отвечает она. – И что ты мне сделаешь?

– А вот сейчас увидишь.

19. Глава 19. Рэм

– И в твоих интересах надеть нормальную юбку, которую видно без микроскопа, – рычу я, потому что взгляд все время застревает на голых коленках и на шелковых бедрах. Вязаный пиздец собрал гармошкой подол так, что вот-вот выглянет белье.

– Да пошел ты, – шипит змеюка, сверкая глазами.

У меня аж кадык дергается.

Зря она. Только еще больше раздувает огонь. Будто первый день меня знает.

– Ты уже нарвалась, Соня. Или напяливай другую тряпку, или джинсы!

Жданова складывает руки на груди, и я представляю, как выливаю ей кофе на подол.

И как теплая сладкая жидкость пропитывает ткань юбки, потом трусиков…

Собрать бы языком терпкие капли, затекающие между…

Блядь! Наваждение!

Меня почти колотит от бешенства, что малявка не собирается слушаться, да еще и дерзит. Будь это не Соня, я бы показал ей, что случается с нахалками, в коротких юбках, которые смеют мне перечить.

Я бы заткнул ей рот, смазал всю помаду и, не переставая целовать, вбивался бы в нее до тех пор, пока она не станет покорной.

Меня так распирает, что я не удерживаюсь, и большим пальцем размазываю краску на ее губах. Сонька ожидаемо верещит от возмущения, а у меня вообще крышу рвет, потому что губы у нее мягкие и пухлые, и я разом вспоминаю тот гребанный поцелуй у подъезда, от которого у меня в штанах ожил член и до сих пор никак не уймется.