– Ты как со мной разговариваешь? – прищуриваюсь я, давая понять, что Ритка зря нарывается. – А ну пошла умылась!

Размалевалась, как хрен знает кто!

Не, так-то, может, и нормально накрасилась, но ей будто не только-только восемнадцать, а на пару лет больше. Сонька вот норм выглядит, а эта сопля какого хрена акварелью занялась?

– Да разбежалась! – фыркает Рита. – Мама сказала, что красиво. И все мальчики к ногам упадут!

– Какие нах… нахрен мальчики? – у меня аж давление подскакивает. – Какие еще мальчики? Ты опять на Дана вешаться будешь?

Судя по тому, как Ритка покрывается красными пятнами, я прав.

Складываю руки на груди.

– Я тебе что сказал? Не вертеться возле Каримова. Хватит себя на посмешище выставлять. Похоже, мне стоит предупредить Дана.

– Не смей вмешиваться! Придурок, это не твое дело! Я взрослая! С кем хочу, с тем и встречаюсь! – раздувает ноздри сестра.

– Не смеши меня. На кой черт ты ему сперлась? – поднимаю бровь. – Вокруг него полно девок, с чего ему на тебя зариться!

– Ма-а-ам! – уносится жаловаться на меня Ритка.

Пиздец, еще одна головная боль.

Надо все-таки перетереть с Каримовым. Он в своем уме и мою сестру не тронет. Но писюха задрала провоцировать его своими микроюбками и выкрутасами а-ля «Шерон Стоун».

Своих проблем хоть жопой жуй, и Ритка не угомонится никак.

– Рэм, – укоризненный голос мамы, появившейся в дверях кухни, призван меня пристыдить. – Зачем ты говоришь ей гадости?

– Я ей не гадости говорю, а правду, – огрызаюсь я. – А ты ей потакаешь. Видела, как она размалевалась?

– Нормальный макияж. Сейчас все так красятся. Ей восемнадцать, а не десять.

– Это не повод бегать за Каримовым, – не соглашаюсь я.

– Ты преувеличиваешь. Что? Ревнуешь, что ты больше не самый крутой в ее мирке? А если она замуж выйдет?

– Я? – вылупляюсь на маму. – Я бы и рад ее сплавить! Вот к тридцати и найдем ей мужа, а пока нечего… Что смешного?

– Она без тебя справится, – мама откровенно угарает, а я не могу понять причин ее веселья. Она, что, не в курсе, чем думают парни? – Просто оставь сестру в покое.

Мама уходит утешать соплежуйку, но я не проникаюсь ее философией. До Ритки я не достучусь, зато до Дана точно. Он ее за три квартала обходить будет.

Мысли сами собой возвращаются к Соне, иметь дело с которой еще сложнее, чем с сестрой. У мелкой право голоса только де-юре. Де-факто будет, как я скажу. А вот Соня…

Никаких рычагов воздействия на нее у меня нет.

Этот сраный шантаж – единственная зацепка, да и то хлипкая.

Я должен выжать все из этого, хотя пока оно играет против меня.

Блядь, как я так вляпался-то?

Достаю телефон.

«Во сколько первая пара?»

Прочитала и не отвечает. Ну вашу ж Машу!

«Молчание тебя не спасет».

«9:45».

Что мне подсказывает, что она врет. Лезу на сайт. Ну точно. Ей к восьми утра.

Значит приеду за ней в семь тридцать, но делиться с Соней этим не собираюсь. Мы слишком давно знакомы, чтобы я мог надеяться, что она не свинтит раньше времени, если ее предупредить.

Вспоминаю, каким взглядом Соня меня одарила на прощанье.

Ненавидит.

Сомнений нет.

Но это не повод шарахаться с удодами, ездить с ними в Москву и вообще не дает ей никакого права с ними целоваться! Мне нельзя, и им нехрен!

В глубине души, где-то очень глубоко, я догадываюсь, что моя позиция эгоистична, но это мелочи. С собой я как-нибудь договорюсь. Лишь бы не сорваться, как тогда в декабре.

Она была такая яркая, счастливая, ее глаза так горели предвкушением праздника, она хохотала абсолютно над всем, и у меня сорвало крышу.

Мне нет оправдания за тот поцелуй, и я попытался все спасти, но сделал только хуже. И наступил пиздец.