Несколько раз я порывалась оборвать все общение, но не смогла. Мне не хватало Рэма. Без него все было черно-белым, будто проходило в режиме ожидания. Слишком многое с Рэмом связано – привычки, воспоминания.

И я просто стала ждать, когда моя влюбленность сама умрет. Не может же быть так, чтобы человек страдал все время? Мне скоро двадцать, и половину своей жизни я влюблена в Рэма. Когда-то это должно закончиться.

Я научилась с этим жить, но вдруг что-то изменилось.

Этой зимой.

Сначала просто на уровне взглядов, прикосновений. Рэм смотрел на мои губы, его рука задерживалась у меня на талии дольше положенного, он чаще звонил, пропали с горизонта его подружки.

Я гнала от себя эти ощущения, потому что понимала, что скорее всего я обманываюсь так же, как в четырнадцать лет.

А потом случился этот поцелуй.

В канун нового года Рэм как обычно завалился к нам поздравить с Наступающим перед тем, как ехать отмечать с приятелями. Я пошла его провожать, и как-то так вышло, что вместо поцелуя в щеку получилось нечто совсем иное.

Мое сердце чуть не разорвалось, когда его губы накрыли мои. Голова закружилась, перчатки, зажатые в кулаке, выпали. Я тянулась к нему на цыпочках лишь бы продлить этот момент.

А потом Рэм сделал то, что сделал.

Ненавижу.

10. Глава 10. Соня

Насколько сладким, пьянящим был поцелуй, настолько кошмарным все стало после него.

До сих пор вспоминая то время, хочется кричать.

На себя.

И вообще.

Я знала, какой Рэм, но ошибочно полагала, что между нами есть особенная связь, и он не поступит со мной так…

Больно. Все еще больно.

Тот поцелуй меня окрылил, мир показался наполненным волшебством, и я, перебирая в памяти каждое мгновение предновогоднего вечера, не сразу поняла, что что-то не так.

Спохватилась третьего января, что Рэм не звонит и не пишет.

С замиранием сердца написала сама и получила скупое сообщение, что они с друзьями закатились на горнолыжку, связь плохая, звонков не жди, они пробудут там дней десять.

И снова ни слуху, ни духу.

Я пыталась прекратить думать о Рэме, перестать изводить себя, убеждала себя, что это ничего не значит, но сделать вид, что ничего не произошло, не получалось. Ни притвориться, что поцелуя не было, ни закрыть глаза на то, что друг отдалился, не выходило.

За те десять дней я отощала на восемь килограмм.

Не могла ни есть, ни спать. Сессию сдавала на автомате.

Когда и после старого нового года, вернувшись в город, Рэм не объявился, мне стало совсем худо, но в универе на мой робкий вопрос, все ли в порядке, припертый к стенке, он ответил, что все нормуль, просто он замотался. Типа у Горелова какие-то траблы, нужно было поддержать друга.

Даже в кино позвал. С ним и с Даном.

И весь вечер с чего-то бесился. Такого паршивого похода в кинотеатр у меня не было давно. Я пыталась как-то разрядить обстановку, но напрасно. Рэм мрачнел с каждой минутой, постоянно уходил курить, отмалчивался…

И я уже решила, что так больше продолжаться не может. Нам надо поговорить.

Разве я что-то сделала не так?

Разве я вешалась на него? Хоть словом намекнула на что-то?

Разве не было бы честнее с его стороны, как-то объяснить, что происходит?

Я готова была разреветься.

Видя, что Рэм не в духе, Дан вызвался меня проводить и нарвался на такой ор, что я прифигела. И руки от нее убери, и рядом не стой, и он сам меня проводит.

Робкая надежда вновь подняла голову.

Может, ревнует?

В общем, сама дура.

То, что произошло возле подъезда, когда мы добрались до моего дома, должно было мне дать понять, что зря надеюсь, но я не захотела верить.