– А я в чижика играть умею! – похвастался ребенок.

Вот же пластичная психика у ребенка. Через годик и забудет обо всем – даже удивляться будет, если напомнят. Да не было такого…

– Ай, молодец! Вот лето придет, мы с тобой в чижика наиграемся! И в пристенок, и в бабки, и в городки с бирюльками!

Няньки цесаревича, стоявшие по стенке, изобразили неприятие этой идеи, вытянув лица сверх всякой возможности.

– Что кривитесь? Нужные игры, руку и глазомер развивают. Государь Александр Третий, небось, не брезговал в городки играть!

Крыть было нечем. По мановению царя я передал наследника двум боннам с охранником и вышел вслед за императором в кабинет.

Николай осунулся, под глазами стали заметны мешки, в бороде заблестела седина. Н-да… сорока лет еще нет мужику…

– Ну что, рад? Этого хотел? Умаления самодержавия, коим Россия держалась? – наехало на меня его величество.

Я только вздохнул. Ладно, попробуем иначе.

– Ты, государь, сейчас убиваешься, как купец, деньги вложивший в фабрику.

– Что за чушь?

– Ну как же. Вот был, скажем, миллионщик, решил он новую фабрику построить, вложил полмиллиона и сидит, плачет – ай-ай-ай, капитал умалился, был миллион, осталась половина! – я изобразил плаксивого купца, отчего царь хоть и криво, но усмехнулся.

– Ну так у него фабрика будет, зря плачет!

– Вот именно, государь. И твое «умаление» – это такое же вложение в Россию, как и купеческие полмиллиона в фабрику.

– Не знаю, – Николай достал портсигар, вынул из него папиросу, обмял, но продолжал держать в руке. – На меня родственники и Синод давят, требуют отменить Конституцию.

– Даденное назад забрать? Боюсь, лишь большой кровью получится, мало нам горя было. Нельзя так с людьми… Вона скока их на площадях стоит нынче.

Это подействовало. Николай покивал, как будто соглашаясь. Поди уже доложили про Дворцовую площадь. Только я успел порадоваться, как Николай продолжил в ту же дуду:

– А вымогать Конституцию можно было? Тебе-то что, вон, в Думе на первых местах засел, с Конституцией только сильнее будешь!

– Так и ты, государь, сильнее будешь, если того пожелаешь!

Николай недоуменно уставился на меня, так и забыв прикурить. Пришлось объяснять.

– Конституция, в первую очередь, это разделение ответственности. Царь отвечает за все победы, а Дума и выборное правительство – за все поражения. Никто не посмеет тыкать пальцем в царя, как это было после Цусимы и Кровавого воскресенья. Царь – верховный арбитр. А что «народ у нас не дорос», так то и хорошо, Дума оттого у нас слабенькая, без традиций, крутить-вертеть такой особых умений не надо. И взять те же Европы, брата Георга и брата Вильгельма – куда как много власти имеют, и это при конституциях, парламентах-рейхстагах, свободной прессе и так далее! А народ русский, чай, не глупей немцев. И родственники сообразят, что в новых условиях им куда лучше, и церковники, что добиться патриарха теперь можно проще простого – внести законопроект в Думу и все. И что я считаю необходимым увеличить цивильный лист до пятидесяти миллионов.

Вот-вот. Не грабить царя надо, а добавить ему денег. Кнут и пряник.

Цифра впечатление произвела. А я дополнил, что если раньше в год строили, скажем, тысячу школ, то «прогрессивная общественность» все равно шельмовала царя – а почему не две тысячи? А теперь, когда Николай отойдет немножко в сторону, каждая построенная им школа или больница будет только в плюс, а за нехватку ругать будут Думу.

– И много ли мне школ строить надо? – ернически спросил император, наконец-то зажегший спичку и затянувшийся табачным дымом.