Жаль мне Шефа. Потерянный он сейчас.

— Орфен, а как вы добыли эти све́дения? Надеюсь, без рисков для себя?

— Не волнуйся, Рай, мне Юрген сам рассказал, когда выпил и изливал душу. Вроде как пытался извиниться за произошедшее. Многие и так знают о его махинациях, просто доказательств нет. Или не было. У меня их тоже нет, и я не собираюсь ими обзаводиться. Я теперь с семьей. Вижу внуков. Меня все устраивает, кроме того, как несправедливо с тобой обошлись. И лишили людей возможности оперироваться у тебя.

— Шеф. У меня дела здесь идут хорошо, и вы на долгожданном отдыхе. Забудем о прошлом. Главное, мы живы. У меня отличный начальник и хорошая команда. Как-нибудь и дальнейшее образуется. Будет отпуск, может, встретимся на Земле? Отец будет рад вам, — стараюсь приободрить я его. — Я одного не могу понять: почему Олег так взъелся на меня. Хотеть должность Шефа нормально. Но ему надо было со скандалом выгнать меня с работы. Ничего не понимаю.

— Он сказал Зольцбергу, что несколько лет назад ты его смертельно унизила перед огромным числом докторов, на презентации своего исследования. Он лично пообещал свести счеты. И, наконец, сумел свершить. Выгнать Горслей с работы. Не совсем как он мечтал, но так тоже его устраивает.

Вспоминаю с трудом… Столько лет прошло! Вот это да! Кто бы думал, что моя неудачная шутка вот так обернется…

Знала бы, не связывалась бы с этим ненормальным.

***

Восемью годами ранее

Потираю руки, испытывая чувство глубокого удовлетворения. Пять лет я пахала как про́клятая. А сегодня выступаю с презентацией своего метода иссечения глиомы. «Метод Горслей». Круто звучит, да? Понадобится еще многое сделать и довести до ума, собрать статданные, прежде чем я смогу зарегистрировать его. Но уже сейчас понятно — это несомненный успех.

Шеф уверил, что после сегодняшней демонстрации мне предложат место заведующей Нейро. Доктор Горслей, ты звезда!

Следующие два часа я порхаю по сцене и пою соловьем. Голограф демонстрирует особенности метода, жирные плюсы, перекрывающие минусы. Записи с моих операций, состояние больных. И результаты после, в разрезе двух лет.

Пройдет время — и у меня будет еще больше аргументов.

Знаю, родители тоже смотрят трансляцию и гордятся мной.

Когда заканчиваю презентацию, мне активно аплодируют.

— Вопросы? Можете задавать, — уверенно бросаю в зал.

Руку тянет симпатичный темноволосый мужчина:

— У меня один вопрос! Как я могу попасть в ваше исследование?

— Представьтесь, пожалуйста? — с милой улыбкой прошу я, сама офигевая от такой наглости.

Столько лет работы на износ, бессонных ночей, а ты, смазливая морда, захотел упасть на мое исследование?

— Доктор Олег Янковский! — во все зубы щерится он. Решил уже, что дело в шляпе.

— Доктор Янковский, вы можете попасть в исследование, — елейно тяну слова и делаю небольшую паузу, — только в качестве объекта изучения на моем операционном столе.

Вознаграждаю его широкой улыбкой. По залу разносятся смешки и хохот. Сосед Янковского хлопает по плечу и уточняет:

— Олег, ты уже отрастил себе симпатичную глиомку?

Доктор Янковский стремительно багровеет и ненавидяще сверлит меня взглядом. Будто это я хотела им воспользоваться!

Возвращаю ему уверенный взгляд. Не на ту напал, наглец!

После конференции, в фуршетном зале, я подхожу к Янковскому и как умею, извиняюсь за недобрую шутку. Не потому, что чувствую вину, но нам работать в одном госпитале. Янковский новичок, не хочу лишних напрягов и конфликтов. Я на самом деле могла быть сдержаннее и просто отказать. Коротко даю знать, что была очень удивлена, ведь работаю над этим не первый год. И в публикациях будет стоять только мое имя. Иного быть не может.