То, обо что я споткнулась, явно было человеком. До того, как его порвали на куски. Я успеваю увидеть кровавую кашу на месте живота, остекленевшие глаза, устремленные к бледной луне, искривленный в навек застывшем крике черный провал рта, обрывки платья убитой женщины, и тут меня выворачивает. Я едва успеваю отбежать пару шагов в сторону, упасть на землю на четвереньки, и из меня начинает извергаться сегодняшний ужин. Однако инстинкт самосохранения говорит мне, что надо бежать. Я вскакиваю, шатаясь, и бегу вперед, стараясь оказаться как можно дальше от трупа. И тут же замираю.

Ко мне приближается тень человека. Нет! Я вскрикиваю и срываюсь в сторону. В душе понимая, что не успею, что выхода нет и что убийца меня догонит. И он действительно догоняет.

— Стоять!

Я резко меняю направление, бегу в другую сторону, спотыкаюсь об очередную корягу, падаю, вскакиваю.

— Да стой же, зараза!

Я вскрикиваю, когда меня хватают за руку. Начинаю отбиваться и дергаться.

— Пустите меня!

— Замри! — рычит мужчина.

Таких называют косая сажень, Мощный, квадратный в плечах, одетый в странную одежду то ли исторического реконструктора, то ли ролевика: кожаная куртка, перевязь с болтающейся шпагой, высокие ботфорты, плащ свернут и перекинут через плечо.

— Не перестанешь, убью! — рычит мой преследователь и замахивается для удара.

Я отшатываюсь и падаю на колени.

— Пустите! Я вам ничего не делала! Я вообще тут случайно оказалась.

Я дергаюсь. Платье трещит, и я умудряюсь вырваться из рук убийцы, оставив ему обрывок рукава. Собираюсь дать деру на четвереньках, когда меня хватают за лодыжку и тянут по земле назад. Мне в рот забивается хвоя, и я отплевываюсь. Меня грубо вздергивают и ставят на ноги.

Я оказываюсь нос к носу с этим мордоворотом. Его лицо пересекает шрам, а нос был явно переломан, и не один раз. Мужик, не особо церемонясь, хватает меня за горло и тянет к себе. Я хриплю задушенно и царапаю его руку ногтями.

— Ничего, смазливая, — равнодушно заявляет мне косая сажень.

Перехватывает меня за талию и прижимает к себе, обдавая запахом… Черт! Меня снова начинает мутить. По сравнению с этим давешний пират из бара пах, как майская роза. От лесного же мужика разит застарелыми носками, которые месяц вымачивали в кислых щах. Этого мой и без того травмированный организм не выдерживает, и изо рта прямо на насильника извергается очередная порция рвоты.

— Да грах-х-х тебя побери! — ревет детина и отшвыривает меня, так что я снова падаю.

Поднимаюсь и застываю на месте, с ненавистью глядя на противника. Вытираю рот оставшимся рукавом платья. Сердце стучит, как молот по наковальне. Воздух режет горло осколками льда. Мне так плохо, что где-то в глубине души всплывает секундная малодушная зависть к тому распотрошенному телу в лесу. У нее-то, по крайней мере, все уже позади. А вот что со мной сейчас сделают? Хоть бы только убил не мучительно, обреченно думаю я.

Детина мрачно отирает изгаженную куртку и снова делает шаг ко мне с явно нехорошими намерениями.

— Не трогайте меня! — умоляюще шепчу я, инстинктивно шарахаясь от него, хотя и понимая всю безнадежность моей просьбы.

Упираюсь спиной в острые сучки дерева, догадываюсь, что мне пришел конец, и визжу — отчаянно и безнадежно.

— Заткнись! — раздраженно бросает детина и рывком дергает за руку на себя. Я слышу треск второго рукава платье. Отбиваюсь кулаками, но это как бить прутиком по каменной глыбе. Детина мерзко ухмыляется, явно забавляясь моим страхом, и тянет к себе.

— Хорошая девочка, — заявляет он. — Придем домой и побалуемся с тобой в кроватке. А пока задаток.