Не дождавшись от меня внятного ответа, лорд Кен-как-его-там наклонился ко мне еще немного:

— Не слышу! — холодно сообщил он мне. — Поняли или нет?

Я попыталась сказать что-то вроде: «Да-да! Я буду молчать!», но горло словно слиплось, а язык застрял в зубах. И тогда я тоже разозлилась. Можно подумать, что я мечтала пробраться в его лабораторию и там набедокурить! Словно в насмешку, спазм горла прошел и вместо вежливого ответа у меня вырвалось:

— А сам-то как думаешь?!

Видимо, с лордом Кеном так еще никто не разговаривал. Породистая мордашка Кена вытянулась. А потом на висках начали очень быстро проступать какие-то мелкие черные пятнышки. Я бы сказала, грязь. Вот только я не знаю ни одной грязи, которая могла бы сверкать как черный бриллиант!

Дальше стало хуже: чернота живыми тонкими ручейками начала стекать на скулы черноволосого. Темные глаза засветились каким-то адским огнем. И я бы, наверное, заорала, срывая горло, но… На мое счастье, открылась входная дверь и в комнату вошла целительница.

— А вот и я, — проворковала она, не замечая того, что происходит с мужчиной. — Сейчас выпьем настойку, поспим, и все у нас будет хорошо, да?

Я, может быть, при других обстоятельствах и не стала бы так легковерно пить непонятно что. Но у меня была грандиозная мотивация: или непонятная жидкость и обещанный сон, или продолжение разборок с мужем Барби. Выбор был очевиден. Так что, едва в поле зрения появился стакан, до половины наполненный мутноватой коричневой жидкостью, как я без звука выхлебала ее, не отводя глаз от взбешенного мужчины. Целительница обрадованно засюсюкала, убирая посуду и принимаясь взбивать мне подушку:

— Вот и хорошо, вот и отлично! А сейчас спать! А когда проснешься, будешь как новенькая…

Как и когда я провалилась в сон, я не поняла и сама.

***

Что было в той бурде, которую я так неосмотрительно выхлебала, я не знаю. Но проспала я после нее почти полные сутки. Проснулась на рассвете от того, что организм уже просто вопил о необходимости посетить комнатку задумчивости. Кое-как сползла с кровати и пару минут соображала, где я нахожусь.

В небольшом помещении мебели почти не было. Две допотопные кровати под стенками, между ними, под окном, стол. Напротив окна выкрашенная белым дверь. Слева от нее узкий шкафчик. Из всего этого примечательными были две вещи: окно, заплетенное цветущей мелкими голубыми цветочками лианой, растущей будто из потолка, и одна-единственная дверь. Причем окно меня интересовало не настолько сильно, как координаты отсутствующих в комнате удобств. «Надеюсь, у них здесь достаточно цивильно и мне не придется пользоваться горшком, а потом выплескивать его содержимое за окно», мелькнуло у меня в голове, и я решительно направилась к двери.

Едва я выглянула в коридор, между прочим, почти ничем не отличавшийся от больничных коридоров в моем мире, расположенных где-то в глубинке, как на меня уставилась пара внимательных голубых глаз:

— Проснулась? — в голосе девицы, сидевшей за столом с книгой в руках, мне почудилось недовольство. — А куда собралась?

— Где у вас туалет? — Голос у меня оказался сиплым и слабым. Словно я болела ангиной.

— А горшок тебе чем не угодил? — вопросом на вопрос ответила девица. — Или тебе не по чину?

Меня напрягло то, как девица со мной разговаривала.

— Я же не калека! — возмутилась, стараясь не сильно демонстрировать свой характер. А то мало ли что меня впереди ждет, может, еще не раз придется здесь оказаться. — Могу и сама сходить, почему ты должна за мной выносить?