– Давай башли и жди, – сказал пьяница.

Через полчаса они пили, полулежа, глядя в листву дерева, нависшего над балконом, и – сквозь листья – в синеву неба. Неделин рассказывал о себе. Он рассказал все: кем был, кем работал, как жил, как влюбился в ресторанную певичку, как превратился в ее хахаля непонятным образом, как попал сюда, как тут тоже влюбился в валютную проститутку и не смеет к ней подойти. Пьяница попросил описать ее, и оказалось, что это его двоюродная сестра и он хоть завтра устроит им встречу, можно здесь, можно в номере у Неделина, договорились, завтра же! – и тоже рассказал о себе.

– Я был капитаном КГБ и МВД, – сказал он. – Я убивал, но меня тоже убивали. У меня не было личной жизни. Я сижу в театре. Опера. Вдруг открывается дверь. И на весь театр. Там Борис Годунов поет. Но на весь театр: «Майор Куролапов (это моя фамилия), майор Куролапов, на выход!» А я с любимой тоже девушкой. Говорю ей прости и еду. Срочно. Еду. Дом. Подвал. В подвале вооруженный преступник. Вооружен ножом и пистолетом Макаров. Знаешь? Нет? Двадцать шесть патронов непрерывного боя. У меня тоже пистолет Макаров. И фонарь. Это главное. У меня фонарь, а у него нет. Я иду. Он стреляет по слуху. Пули бьют возле головы. Я ориентируюсь и посылаю ему в глаза луч света. Он слепнет. Стреляет наугад. А я прицельно. Как в тире. В середину лобной кости. Сразу. С одного выстрела. Выхожу. Усталый. Смотрю, у входа лежит Сеня. Лейтенантик. Корешок. Шальная пуля. Я так плакал. Я железный человек, но я плакал. Он мне был как сын. Я его хотел женить на своей дочери. У меня была дочь-медалистка, золотая медаль за школу. Плавала в море… И не вернулась. Никто не знает. Я второй раз в жизни плакал. Больше никогда. Сейчас плачу – это не то. Это не слезы. Это пот души. Слезы – пот души, ты это знаешь? Плакать полезно и нужно. Мне врачи посоветовали: плачь. Я плачу. Могу плакать полчаса – на бутылку. Спорим? Я на коньяк один раз плакал полтора часа без перерыва. Ручьем лилось. Могу и сейчас, если на коньяк. Полтора часа.

– А почему ушел со службы? Выпивать стал?

– Ни в коем случае. Ты думаешь, ты один такой? Я тоже превратился.

– Брось.

– Не веришь? Все не верят! А я тоже. Догонял алкаша. По линии КГБ. Обратно сижу с девушкой в кино. «Фантомас». Открывается дверь, билетерша орет ее убирают. Кричат: «Старший лейтенант Куролапов, на выход!» Я бегом. Пистолет Макаров всегда при мне. Тридцать два патрона, автоматическая стрельба. Приказ: алкаш ограбил овощную палатку, унес ящик марочного вина, выпил и в пьяном виде совершил налет на продавщицу газировки, отнял деньги. Вооружен гранатой. Итак, я в погоне. Я догоняю. Он поворачивает на бегу свое звериное лицо, заросшее безобразной щетиной. Я бегу ровно, как на дистанции, бегу с достоинством, одет по форме, в белой рубашке с галстуком. Смотрю, это не я бегу, а на меня бежит ментяра, а я держу гранату. Ты понял? То есть как у тебя. А все не верят. Ты-то веришь?

– Верю.

– А я доказать не могу. Я на самом деле подполковник Куролапов, подполковник МВД, ты понял? У меня универсальные права: от мотоцикла до вертолета могу управлять всеми видами транспорта. И пистолет именной. Показать?

– Покажи.

– Ничего подобного! Обязан хранить в полном секрете. С какой целью засланы в город? Кто с тобой работает? Кто с тобой работает? Признавайся, кто с тобой работает?!

– Опять орешь, Куролапов? – раздалось снизу. – Милицию вызвать?

Куролапов угомонился, отвалился от Неделина, которого уже вознамерился душить слабыми пьяными руками, – Неделин, смеясь, отпихивал, – и упал на подушки, захрапел. А Неделин долго еще лежал, попивая вино, глядя на темнеющее небо и проявляющиеся звезды, и мечтал о завтрашнем свидании с валютной проституткой.