Судя по его искреннему лицу, это была явная ложь, никакой человек не должен появиться.

– Ты не сердишься? – спросил Неделин.

– Будем вселяться?

– Конечно. Ты скажи прямо – сколько?

– Нисколько.

– Ну за стекло хотя бы?

– Стекло? Рублей десять, не больше. Уплатишь потом, под расписку.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

Смутно, плохо было на душе у Неделина, когда он ехал с ключом от номера на двенадцатый этаж, думая о загадочности администратора. За что он его ударил? – и так быстро, не успев даже пожелать этого, рука сама поднялась и ударила; тут Витино наследство сказывается, не иначе.

Для него настали дни свободы и одиночества, он был волен делать все что заблагорассудится и первое время ничего не делал: лениво валялся на пляже, лениво читал газеты и журналы, купленные в киоске, и размышлял, что бы такое учудить. Хотелось – необычного. Например, отбить телеграмму Лене на адрес ресторана «Россия» с приглашением в Сочи. Но – не поедет. Да и влюбленность помешает, ведь он в нее, если признаться, все еще немного влюблен, а хочется чего-то без влюбленности, легкого, пусть даже и развратного, но без утомительности, которая всегда сочетается с настоящим развратом. Чего-то похожего на эту вот обложку журнала, где красавица в купальнике у берега моря. Есть море, есть красавицы, есть деньги, нужно выбирать.

– Смотри, Вася, какая баба!

– Баба классная!

Такой разговор услышал Неделин на пляже и обратил внимание на объект обсуждения. Сказанное было правдой. Но было сказано и еще:

– Это, Вася, не про нас.

– Почему?

– Я ее сто раз видел, это проститутка валютная. Только с иностранцами.

– Уж прям! Дай ей пару сотен – и с тобой пойдет.

– Дай попробуй.

– Заразы боюсь. И у меня Люська есть, мне хватает.

– Твоей Люськи троим хватит.

– Гы. – (Счел за комплимент.)

Неделин встал и пошел к ней, медленно переступая длинными волосатыми ногами, он, кстати, понемногу стал привыкать уже к чужому телу, особенно после того, как порезал на пляже ногу, смазывал ее йодом, искал для ног в магазинах резиновые тапочки. Но на полпути свернул, кругом, кругом вернулся к своему месту, оделся и, расстроенный, ушел с пляжа.

Он отправился выпить. У кафе, где всегда было приличное сухое вино, стоял понурый гражданин лет сорока. Неделин не раз уже встречал его здесь, всегда пьяного, полупьяного или с похмелья, всегда в дешевых джинсах, ширинка которых застегивалась на одну пуговицу, всегда в одной и той же серо-зеленой рубашке в клеточку. Не раз уже он подходил к Неделину, дрожа и говоря откровенно: «Мужик, дай сколько-нибудь. Умираю. Хоть двадцать копеек». И Неделин давал – сколько рука из кармана захватит мелочи. Подошел гражданин и теперь.

– Ты вчера у меня просил, – напомнил Неделин. Пьяница посмотрел на него с обидой, грустно сказал:

– А сегодня я что, уже не человек?

– Пойдем в кафе, – пригласил его Неделин.

– Зачем?

– Посидим, выпьем.

– Кончай шутить.

– Кроме шуток.

– А зачем тут сидеть? – оживился пьяница. – Тут дорого, зачем это? Хочешь нормально выпить, так?

– Так.

– Тогда пошли, все тебе будет.

И он повел Неделина и через минуту привел в какой-то двор, они поднялись на второй этаж двухэтажного дома, прошли сквозь квартиру, которая казалась брошенной, нежилой, на просторный балкон с чугунными, старого литья перилами, балкон устилали грязные подушки, два или три засаленных одеяла, засоренные крошками, бумажками; стаканы и бутылки из-под вина тут же лежали. Убрав стаканы и бутылки, пьяница поднял одеяло, встряхнул и положил обратной стороной. Стало относительно чисто и даже своеобразно уютно.