– Пойдем.

Дом был действительно огромный, но большей частью какой-то нежилой. Кира тараторила без умолку, но я слушал вполуха. Я думал о Викторе Карелла, о Давиде Буковски и о мертвом Кресте. Мысли были невеселые. Наконец Кира заявила:

– Хватит. Я же вижу, что ты меня совсем не слушаешь. У тебя крупные неприятности, и это сразу видно. Ты спрашивал о деньгах. Сейчас я могу тебе дать три сотни. Зайди завтра, когда откроются банки, и я дам пять тысяч. Но я бы очень хотела, чтобы ты остался ночевать здесь. – Она задрала свой носик кверху и выпятила подбородок, готовясь к отказу. Но я просто сказал:

– Хорошо, Кира. Я останусь.

– Дай и мне сигарету.

Кира прикурила новую сигарету от своей и немного повозилась, устраиваясь поудобнее на моем плече.

– Не знала, что ты куришь.

– Я бросил год назад.

– Ну и не начинал бы. Тебе не идет курить.

– Почему это?

– Потому. Не идет, и все. Ты… другой. Не такой. Не такого склада.

– А какого же я, позволь узнать, склада такого особенного?

– Откуда же я знаю. Иногда кажется, что вот еще чуть-чуть, и все станет ясно, а потом ты как-нибудь так голову повернешь или посмотришь, и снова такое ощущение, что ты сюда случайно забрел и даже не понимаешь, где ты и зачем ты здесь. Не знаю. Но ты не такой. Я чувствую. Я плохо объясняю, да? – Она немного помолчала. – Ты же не простой солдат, как говорил Юлу?

– Вообще-то, да. Я сержант. Но до этого был солдатом. А еще до этого – капитаном.

– Ты из благородных?

Я надолго задумался. Был ли я из благородных? Когда-то этот вопрос меня занимал. Не конкретно этот – нет. Просто я, как любой сирота, в детстве часто думал, что в один прекрасный момент в ворота Королевской школы въедет карета с гербом, оттуда выйдут какие-нибудь мои родственники, какие-нибудь дяди или тети. Должны же у меня быть хоть какие-то родственники? И тогда все сразу станет хорошо. Закончится холод, голод, побои и ежедневная муштра. Что будет вместо этого, я не знал, потому что ничего другого в своей жизни не видел, но твердо верил, что все будет хорошо. Я верил в это до тех пор, пока мне не исполнилось восемь.

– Своего отца я видел четыре раза в жизни, и я не знаю – был ли он благородным. Моя мать умерла при моих родах. Моим домом была Королевская школа боевых искусств, а потом Королевская военная академия. Вот, в общем-то, и все.

– Ты сказал, что был капитаном…

– Меня разжаловали без права занимать офицерскую должность и отправили в глубокую разведку.

– За что?

– Долгая история. Да и не похожа она на вечернюю сказку для маленьких девочек.

– А я и не маленькая девочка. Моих родителей и сестер десять лет назад зарезали у меня на глазах. Просто вспороли им животы, как овцам на бойне. С тех пор я перестала быть маленькой девочкой.

– Кто это сделал?

– Солдаты Федерации.

– Десять лет назад Фаро был вне зоны боевых действий.

– А я и не сказала, что это произошло в Фаро. Сюда я переехала после. Хотела быть подальше от всего.

– Я тоже солдат Федерации.

Кира замолчала, и на этот раз надолго. Я уже подумал, что она заснула, когда она заговорила снова.

– Ты дезертир?

– Ну-у… можно и так сказать. А почему ты так решила?

– Ты не особо распространяешься о своей службе, а солдаты Федерации только о ней и говорят. Ты не хвастаешь наградами и не вспоминаешь «былые деньки». Я думала, что ты воевал на стороне королевств. Что у тебя за неприятности?

– Да я и сам пока конкретно не знаю…

– Я не навязываюсь, но если хочешь поговорить…

Короче, я рассказал ей все. Почти все. О герцоге, о Максе Лэне, который умер, успев все-таки увидеть солнце. О Викторе. О Дэвиде Буковски. О Дэне. О Кресте. О Якобсоне и его дочках. Я не сказал только, чего хотел от меня Виктор.