Бьярне заметил, что пальцы у кока дрожат.

– Нет, никого не было, – заверил он Новака. – Что подготовить?

– А? – переспросил Новак, явно витавший в своих мыслях. Наверное, ходил в веселый дом, не рассчитал время и опасался, что получит нагоняй от капитана или боцмана. – Промой рис и нарежь зеленый салат. Огурцы, помидоры, романо.

Видимо, действительно занимался сексом, подумал Бьярне. И, похоже, неплохо так оттянулся, что даже допустил помощника к ножу.

Комментировать распоряжения он, конечно же, не стал. Подготовил рис, потом пошел за овощами. Памятка о маркировке инвентаря была закреплена у стеллажа с ножами и досками, так что Бьярне не нужно было гадать, какие именно взять. Для сырых овощей был предназначен зеленый цвет. Еще были желтые – для молочных продуктов, белые – для хлеба. Красный маркер был отдан сырым мясу и птице, синий – готовым продуктам. С сырыми рыбой и морепродуктами полагалось работать инвентарем, помеченным черным, а уже приготовленные нарезать на фиолетовых.

Дома так никто не заморачивается. У матери Бьярне, например, была одна доска на все про все. Но она регулярно ошпаривала ее кипятком, а иногда замачивала в крепком уксусе. Тут же действовали правила, разработанные для предприятий общественного питания, потому что эпидемия диареи на борту корабля, болтающегося далеко в море, грозила бедой.

Салат, может, вышел не таким красивым, как если бы его резал Новак, и провозился с ним Бьярне долго, но ушел на “ура”. Наверное, потому, что заправку делал Новак сам, а может, матросы просто нагуляли аппетит.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Новак, когда они с Бьярне убирались после ужина.

– Да не за что, – пожал плечами Бьярне. – Одно ж дело делаем.

– Домоешь палубу – иди отдыхать, – сказал Новак. – Заготовку я сам сделаю.

Бьярне свято чтил первую заповедь любого работника, гласящую, что если начальник тебя отпускает, то надо валить без лишних вопросов, так что подхватил ведро, швабру, и отправился мыть палубу в столовой.

УС1

***

Ночью погода испортилась. Небо, еще вчера ярко-синее, высоченное и бездонное, затянули низкие серые тучи, зарядил мелкий, противный дождь.

Работавшие на палубе матросы нарядились в непромокаемые штаны и куртки. Каски, обязательные при разгрузочно-погрузочных работах с применением крана, они надели поверх капюшонов.

Похолодало. Еще вчера они с Новаком работали с открытым на всю иллюминатором, а сегодня пришлось оставить только небольшую щелочку – на камбузе было холодно даже с работающей плитой.

К обеду вышли в море. Им предстояло отвезти оборудование на одну платформу, потом забрать что-то с другой. По возвращении в порт “Кассиопею” загрузят под завязку, и она отправится в длительное путешествие аж на три недели, а там и закончится контракт Бьярне.

Рич регулярно писал в мессенджер. Первую неделю осторожно интересовался, не жалеет ли Бьярне о том, что заключил контракт и сунулся в море. Во вторую, когда Бьярне отослал ему целую дюжину фото и одно видео, снятое во время шторма, градус беспокойства агента возрос в несколько раз, а его вектор сменил направление на сто восемьдесят градусов.

“Надеюсь, ты не решил, что эта работа – предел твоих мечтаний,” – сквозило в каждом сообщении Рича.

Бьярне пару раз сделал вид, что не понял намеков, а потом напрямую спросил, а что такого плохого в работе моряка. Рич тут же пошел на попятную, убеждая, что нет, ничего. И вообще, он о Бьярне заботится, ведь если тот сорвется из Голливуда прямо сейчас, то станет банкротом – студии оберут его до нитки за сорванные контракты. Бьярне тоже сбавил обороты и заверил агента, что если он и соберется бросить актерскую карьеру, то сначала отснимется во всем, на что подписался.