– Это, конечно, не мое дело, но я чувствую, что ты невзлюбила Милу. Почему? Она же искренне старается тебе помочь.

– Помочь-то она старается, – ответила я, – но не ради меня, а ради себя. Она хочет, чтобы я побыстрее убралась из твоего дома и твоей жизни. Она ревнует тебя и ненавидит меня за то, что я, а не она, живу с тобой рядом.

– Удивительно, но у меня тоже были такие подозрения, но я не мог увидеть ее мысли четко. Ты слабо владеешь телепатией, но твоей эмоциональной восприимчивости позавидовал бы любой из эмпатов.

– В моем времени мне говорили, что эмпатия как раз во мне развита очень слабо. Потому что я не могла заставить себя пойти в дом престарелых или в интернат, где находились брошенные родителями дети, старалась избегать общения с калеками.

– Разве тебе не было их жалко? Не могу поверить в это!

– Мне было их жалко, но мне было больно быть рядом с ними. Мне самой становилось так больно, что я не могла терпеть.

– Так это же как раз и подтверждает то, что ты сильный эмпат! Ты не из-за жестокосердия избегала всего этого, а наоборот. Зря ты обвиняешь себя в равнодушии.

Мне стало ужасно приятно, что Ефим понял и поддержал меня, не посчитал меня моральным уродом, а наоборот. Я заглянула в его глаза, и меня окутало тепло. Захотелось приблизиться к нему, коснуться его. Порыв был настолько сильным, что я не смогла удержаться – подвинулась к Ефиму ближе и положила голову ему на плечо. Он не отодвинулся, но напрягся. Я почувствовала это напряжение и сообразила, что тактильный контакт между малознакомыми людьми в этом мире не приветствовался. Обычно только очень близкие люди касались друг друга. Исключением были только рукопожатия во время приветствия, да и то многие предпочитали обходиться без них.

Мне стало жалко Ефима, которого я заставила пережить бурю эмоций, и я решила его не мучить – сама убрала голову с его плеча и чуть-чуть отодвинулась.

– Извини, - сказала я. – Забыла, что вы очень восприимчивы, и касания могут расцениваться как наглое проникновение на чужую территорию. Я не хотела тебя напрягать.

– Не извиняйся, – ответил Ефим, приходя в себя. – Мне даже понравилось, хотя ощущения, конечно, были непонятные, незнакомые. Наверное, нужно время, чтобы к ним привыкнуть.

– Но ведь ты же испытывал нечто похожее, обнимая свою жену, - вдруг сообразила я. – Когда я касалась тебя, то видела какие-то смутные образы. Ведь Надя была зеленоглазой и рыжеволосой. Да?

– Точно! – образовался Ефим. – Я в это время как раз вспомнил ее. Получается, ты смогла прочитать мои мысли.

– Видение не было четким.

– Главное, что оно было!

– Вероятно, помог тактильный контакт.

– Тоже так думаю. Будем пытаться внести в наши тренинги и прикосновения. Только постепенно.

– Конечно, я все понимаю, я не буду торопить тебя.

Так мы стали с Ефимом понемножку сближаться. И когда он касался меня, я испытывала волнение, как перед первым поцелуем, и меня все сильнее тянуло к нему. И я видела, что он переживает похожие эмоции, и ему тоже хотелось касаться меня чаще и дольше. Я-то понимала, что у моих эмоций имеется явный эротический подтекст, но Ефим, сексуальная жизнь которого была менее богатой, чем у меня, кажется, этого не осознавал.

Я искренне старалась бороться со своими желаниями, но, вероятно, делала это зря. Потому что чем сильнее я старалась подавлять в себе страсть, тем сильнее она разгоралась. И однажды я не выдержала и попросила Ефима меня поцеловать. Он отказался. Но я не отступала. Я вспомнила свои занятия с Драгомировым и сказала, что поцелуй тоже может помочь наладить мостик между нами для лучшей передачи невербальной информации. Не с первого раза, но мне удалось говорить Ефима позволить мне его поцеловать, хотя он считал поцелуи пережитком прошлого и, кажется, даже относился к ним с некоторой брезгливостью.