— А чё? — произнёс с надменным вызовом и даже чуть подался вперёд, словно хотел, чтобы Василиса точно, непременно, чётко услышала его слова и не пропустила не единого. — Есть смысл в лицо смотреть? И чего там такое особенное, что бы я ещё не видел? Ум в глазах светится? Ха. Да знаю я. У меня столько...

— Ой, — перебила она, — вот только давай без этих тошнотных подробностей. — Скривилась брезгливо. — А то блевану ещё. Я, конечно, ничего против секонд-хэнда не имею. Я же только там и закупаюсь. Обносками. Но не до такой же степени, чтобы следом за сотней случайных девиц мальчиков донашивать. Я себя не на помойке нашла.

— А вот это точно! — подхватил Мирон. — Даже на помойку выкидывают что-то получше.

Вот же снобский урод!

— Ну так иди туда и поищи, — с ядовитым сарказмом предложила Василиса, — себе… тоже какую-нибудь поношенную. Её и приглашай. От меня-то чего надо?

Золотовицкий скрежетнул зубами, яростно глянул на Тимофея. Тот не испугался, но зато пришёл в себя, воскликнул:

— Ребят, вы чего?

— Ничего! — отрезала Василиса. — Мы уходим.

Развернулась к Карине, подхватила её под руку, поволокла к выходу. А Мирон опять уставился на Любомудрова, прошипел, раздувая ноздри:

— Спасибо, Тимон. Познакомил.

Да и не столько познакомил, сколько подсунул ему эту бешеную.

— Я… — произнёс Тимофей, запнулся, умолк, но Мирону и не столь важно было, что бы он там мог пробормотать в оправдание.

Да уже без разницы. Ну капец же просто. Ещё и опять при зрителях.

Парни нарочно притащились за ними, пусть и устроились в сторонке, но наверняка всё прекрасно слышали. И теперь лыбились, ничуть не стесняясь, посматривали сочувственно-снисходительно.

— Слышь, Тимон, а может, лучше я к той второй подкачу? — поморщившись, мрачно высказал Мирон. — Которая тёмненькая. Карина, да? — Предположил, но после случившегося уже без особой уверенности: — Она вроде бы адекватная. Не то, что эта шизанутая. — И опять прошипел, словно у него зубы начинали ныть или язык жгло, когда произносил имя: — Вас-с-ся. — Уточнил с большим сомнением: — У неё точно с головой всё в порядке? Ты же говорил, она умная.

— Обычно умная, — подтвердил Тимофей и вроде бы даже посмотрел виновато, вздохнул, но дальше выдал весьма неожиданное: — Значит сдаёшься?

Да…

Мирон опять мельком глянул в сторону однокурсников. Те уже не просто наблюдали, а что-то обсуждали между собой. И по-прежнему лыбились.

Да сейчас!

— Я такого не говорил. Я просто другую предложил. Не всё ли равно?

— А как же «любую»? — напомнил Любомудров, впрочем, без особого нажима. — Ты же сам мне сказал выбрать. Какую захочу. Я и выбрал. А ты теперь переиграть пытаешься? На полегче.

— Почему это на «полегче»? — возмутился Мирон. — Та тёмненькая, что ли…

— Нет, — не дав ему договорить, твёрдо отрубил Тимофей. — Она… не такая. Она…

Но теперь уже Мирон не стал дослушивать, протянул:

— А-а, понял. На тёмненькую ты сам глаз положил.

И как-то отпустило немного, словно встретил товарища по несчастью.

А у ботаника тоже, оказывается, на личном фронте не всё складывалось настолько легко, как в формулах и задачках. И себе он выбрал не какую-нибудь скромную заучку-простушку, а очень даже эффектную и, судя по всему, горячую штучку.

— Так бы сразу и сказал. Не в моих правилах на чужое претендовать. — Мирон скривил рот, потом громко и резко выдохнул, посмотрел на наружные двери, заключил с суровой решимостью: — Ладно, разберусь как-нибудь.

И смылся побыстрее, пока остальные парни всё-таки не подвалили. Чтобы не выслушивать их суперостроумные комментарии, не создавать видимость, будто «всё путём, ситуация под контролем, я так и рассчитывал», и ещё раз не оправдываться.