Но не делать же так постоянно. Смысл?

Поэтому и сейчас — друг уже находился на посту. Только стоял не в нескольких шагах от крыльца, как обычно, а устроился под крышей, укрываясь от сыпавшей с неба мелкой водяной мороси. Пусть и не дождь, но всё равно неприятно. А когда Василиса показалась из-за двери, придирчиво уставился на неё:

— И?

— Что «и»? — растерялась она.

— Где всё это? — с негодующим напором высказал Тимофей, а Василиса напряглась ещё сильнее.

— Да что «всё это»? — воскликнула раздражённо. — Тебя реально кто-то сковородкой приложил? И теперь ты не разговариваешь, а бредишь.

Тимофей смерил её снисходительным взглядом и требовательно перечислил, демонстративно загибая пальцы:

— Где? Причёска, платьице, каблуки.

Василиса надула щёки, громко и возмущённо выдохнула, широко развела руками, словно желала обхватить весь мир.

— Ты вообще видел, что на улице творится?

И она пока не свихнулась, чтобы переться по такой слякоти и сырости в платье и на каблуках. Красота, безусловно, требует жертв — может, люди и правы — но не настолько же бессмысленных. Тем более, на подходе к универу, от неё бы точно ничего не осталось. А не слишком зауженные джоггеры с накладными карманами — не треники, а именно брюки — и высокие кроссы разве на самая подходящая одежда по такому случаю?

— Могла бы хоть бейсболку не напяливать, — критично заметил Тимофей, даже попытался её снять, потянувшись к повёрнутому назад козырьку, но Василиса ловко отбила его руку и фыркнула в ответ:

— Да сейчас! — Шагнула на асфальт с невысокого крыльца, распорядилась уверенно: — Идём уже. А то опоздаем.

Чуть замешкавшийся Тимофей легко нагнал её, глянул вопросительно и вроде бы с упрёком:

— Так тебе надо или нет Мирона очаровывать?

— Ну не прямо же сейчас, — отмахнулась Василиса, натянула капюшон, поглубже.

Исключительно для того, чтобы понадёжней спрятаться — от мерзкой мороси, а вовсе не от неудобных слов и взглядов. Но Любомудров и не подумал отвязаться, поинтересовался рассудительно и строго:

— А чего откладывать?

— Вот погода наладится, — насупившись, пробормотала она.

— Угу, — Тимофей кивнул с нарочитым пониманием, продолжил: — А потом будет «Пока некогда, надо готовиться к семинару», или «Начну со следующего понедельника». Или что там ещё обычно говорят? — Вывел, не с осуждением, а скорее сухо констатируя: — Сдалась уже?

Ну-у-у… нет, не сдалась! Просто не торопилась. До конца семестра времени ещё достаточно, и надо всё хорошенько обдумать, распланировать и рассчитать, и не в виде каких-то смутных идей и предположений, а конкретно и чётко. А потом… всё-таки существует же вероятность, что случится чудо, и проблема сама решится, и ничего делать вообще не понадобится. Так же тоже случается. И почему бы не именно в этот раз? А Любомудров, похоже, прекрасно понимал, или даже был убеждён, что Василиса на последний вариант сильнее всего и уповала.

Вот реально бесили его прозорливость и догадливость.

— А тебе, что, больше меня надо? — сердито огрызнулась Василиса.

— Не больше, — невозмутимо заявил Тимофей. — Просто признай, что этот спор — глупость. Скажи Куницыной, что не собираешься в нём участвовать, и забей.

И опозорься на весь факультет, и потом два года терпи насмешки и пренебрежительное отношение однокурсников, и делай вид, что тебе пофиг, хотя на самом деле…

Да покажите ей хотя бы одного человека, которому действительно пофиг, вот абсолютно, на сто процентов, на мнение и насмешки окружающих.

Ну никак Василиса не ожидала подобного предательства от того, кого считала лучшим другом.