– Ян, умоляю, – просипела я в отчаянии. – Что мне сделать, чтобы вы не отобрали у меня сына?

– Для начала – заткнуться! – рявкнул он так, что я вжалась в кресло. И тут же достал зазвонивший телефон из кармана пальто. Приложил к уху и все с тем же гневом произнес: – Да!

Я наблюдала за ним, пытаясь остановить слезы, но подбородок предательски дрожал, истерика не отступала. Запах дорогой жизни, до отказа наполняющий салон внедорожника, бил по нервам напоминанием – я никто. Захочет – вышвырнет меня прямо сейчас из машины. Захочет – отдаст охране. А захочет… Захочет, и меня никто никогда не найдет.

– Черт подери, да! Давай, – выругался Соколовский и вывернул руль.

Внедорожник впереди, мигнув поворотником, съехал на обочину. Ян тоже сбавил скорость и остановил машину.

Я тут же попыталась выйти, но дверцы были заблокированы.

– Дайте мне выйти! – воскликнула, увидев, как из внедорожника буквально вываливается Артем. Изо всех сил пытается вырваться из рук ведущего его к нашему автомобилю охранника. – Дайте выйти! – Дернув ручку, уставилась на Соколовского.

Он перевел на меня тяжелый взгляд. Я нервно сглотнула.

Щелчок – и я выскочила на улицу. Мимо проносились автомобили, но я ничего не видела и ничего не слышала, кроме голосящего сына.

– Отпустите его! – кинулась я к сыну.

– Мама! – получив свободу, бросился ко мне Тёма. – Мама! – захлёбываясь слезами.

В момент, когда мой ребенок оказался в моих руках, я сама едва не завыла в голос. Осела на снег и шумно выдохнула, пряча слезы в капюшоне его куртки.

– Все хорошо, малыш, ты чего? Все хорошо, – пыталась успокоить, а сама вся тряслась. И вовсе не от вновь пробравшегося под кожу холода.

– Почему ты со мной не поехала? Почему одного оставила? – плакал мой ребенок, а я не знала, что ответить.

Прижимала к себе так крепко, насколько могла. Не отпущу. Не отдам. Пусть Соколовский угрожает, пусть хоть пистолет к затылку приставит – не отдам сына!

– Нам… нам с дядей Яном нужно было поговорить. Наедине. Я не хотела тебя бросать, сынок.

– Зачем вам говорить наедине? – Кажется, он начинал немного успокаиваться, да и я… Краем глаза заметила Соколовского, остановившегося в паре шагов, и снова напряглась.

– Встань, – услышала суровое и все такое же злое.

Знала, что обращается он ко мне. Поднялась на ноги и, не выпуская прижавшегося ко мне Артёма, с непоколебимой решимостью посмотрела на Яна.

Он тоже смотрел мне в глаза. Не знаю, чего хотел – запугать или что еще, но я взгляда не отвела, лишь поджала губы.

– Езжайте вперед. – Он отвел взгляд первым – посмотрел через мое плечо на застывшего каменным изваянием охранника.

– Да, Ян Игоревич.

Я услышала, как заскрипел снег под ногами удаляющегося цербера, и ждала, какое же решение Соколовский примет относительно нас с Темой. Плечики сына продолжали подрагивать, руки обвивали мою талию, но он уже не рыдал в голос. Знал – мама рядом. Мама не бросит. Хотелось бы, чтобы это знал и стоящий напротив мужчина, но это было уже не в моих силах.

– Садитесь, – наконец нарушил молчание отец Миши и направился к машине. Открыл заднюю дверцу.

– Пошли, – потянула я сына.

Тот до боли стиснул мою ладонь, боясь, что я снова оставлю его одного. Я ободряюще сжала его в ответ.

Стоило нам забраться на заднее сиденье, Соколовских закрыл дверь и уселся за руль. Глянул на меня сквозь зеркало заднего вида. Артем прижался к моей груди и шумно, судорожно вздохнул.

– Мам, – протянул он.

– Что?

– Давай вернемся домой, пожалуйста.

Я продолжала смотреть в глаза Соколовского сквозь зеркало. Не знаю, о чем он думал, чего желал. Да о его желаниях я знать и не хотела. Мне важно было услышать от него, что он не станет отбирать у меня сына. Ни сейчас, ни когда-либо после.