Я вывернулась из ее рук. Под ресницами запекли жгучие слезы. Если бы мне срочно не понадобились деньги, я бы в жизни сюда не приехала!

— Зато на эти тряпки я заработала сама! — процедила сквозь зубы. — И я приехала по делу. Я не собираюсь тут оставаться и не буду портить своим присутствием ваш шикарный дом.

— По делу? Ну пошли. — Мама вцепилась в мое предплечье и повела за собой. Не в дом, а по двору мимо аккуратно подстриженных кустов к беседке, обвитой плющом. — Что же стряслось?

Она отпустила меня, и я расстегнула рюкзак, вывалила на стол документы.

— Вот. Я могу себя обеспечивать. Я устроилась переводчиком в хорошую компанию. Я выполнила условие, которое поставил отец, чтобы получить доступ к трастовому фонду.

Мама с ехидной ухмылкой взяла выписку из банка, где значилась сумма моей ежемесячной зарплаты, и рассмеялась. Листик выскользнул из ее наманикюренной руки и улетел на пол.

— Эти копейки? Не смеши меня! В Лондоне уборщица больше получает.

Я сглотнула горькую обиду и подняла листик.

— Но для России это нормальные деньги. Ты сама знаешь. Дай мне доступ.

— Ничего я тебе не дам.

Конечно, она не хотела расставаться с процентами, которые получала с фонда, являясь пожизненно опекуном. Но хоть немного совести у нее должно быть! Я с трудом накопила на билет сюда. Потому что мне нужно было намного больше…

— Я не просто так прошу! Мне правда нужны эти деньги!

— Зачем?

Если открою правду, она точно не согласится. Не потому, что я их собиралась потратить на чепуху. Ей плевать на мою жизнь, но от того, что я собиралась сделать, она найдет сто и один способ меня отговорить.

— Неважно! По закону я имею право на фонд! И если не захочешь дать доступ, я пойду в суд!

— Ой, — махнула она рукой. — У моего Генриха достаточно связей, чтобы замять любой суд. — Ее глаза вдруг налились злобой. — Хочешь денег — проси лучше. Мне твои угрозы до одного места.

Листик задрожал в руках. Я думала, что выдержу, что справлюсь. Что не расплачусь перед ней, как маленькая девочка. Но перед глазами поплыло. В груди остро заныло, заболело невыносимо. Я так старалась, я работала с утра до ночи без выходных, чтобы сюда прилететь.

Ноги понесли меня прочь. Не разбирая дороги, я кинулась куда-то. Слезы текли по щекам. Бежала по мощеной дорожке, и камни сплывались в серую массу. Она хотела, чтобы я после всех обид с ее стороны пришла на свадьбу? Чтобы нормально общалась, видя, как она наигранно страдает у койки очередного мужа, больного раком?

Папа, почему тебя нет рядом? Только ты меня любил. Я бы все отдала, чтобы вернуться в то время, когда ты был еще жив.

Что-то твердое, как стена, остановило меня. Я врезалась в кого-то? Сильные руки сжали мои плечи, и меня словно пронзило током. Знакомый роскошный запах. Перепугавшись до икоты, я отпрянула и задрала голову — карие глаза прожигали меня насквозь.

— Что случилось? — пророкотал строгий вопрос.

Я отвернулась, вытирая слезы. Кристофер присел, поднял листик, который выпал из моей руки, и с интересом принялся рассматривать. Понимает он по-русски? Вряд ли. Но на всякий случай я схватила лист за край и дернула.

Да уж, это была тщетная попытка отобрать что-либо из его цепких сильных пальцев.

— Можно? — спросила я.

— Ты не разобрала вопрос? Что случилось?

— Ох, Кристофер! — донесся заискивающий голос матери из-за спины. — Отпусти Миолу. Она уже уходит.

— В смысле? Она только что приехала.

— Она приезжала по одному делу. Мы уже решили этот вопрос.

— То есть она проделала такой путь, чтобы заскочить на пять минут?