- Кукленыш, ты чего зависла? Не расстраивайся. Папа скоро возьмет себя в руки.
- Мне кажется, что не возьмет, - честно сказала Света, глядя, как сестра разливает чай. Пар поднимался вверх, а затем испарялся, как будто его и не было. - Но что мы можем сделать? Он никого не слушает, кроме себя. А значит, он сам должен осознать все, что делает с собой. Уж тебе ли этого не знать.
Лена посмотрела на Свету, как будто впервые увидела со стороны. Ее восемнадцатилетняя сестра рассуждала очень мудро для своего возраста. За этот страшный для их семьи год, Света повзрослела не по годам. Но были и другие изменения. Она больше не носила черное. На ней было модное голубое платье, открывающее тонкие ключицы, волосы были распущены, а не собраны в обычный хвост. Глаза блестели, но не от пролитых слез, а от чего-то другого, радостного и светлого.
- Ты же не из-за экзамена вся сияешь?
- Нет, - веселым голосом ответила Света, но ничего не добавила в продолжении.
- Тогда из-за чего?
- Из-за кого! Есть один парень...
Лена удивленно приподняла брови, слушая про Касьяна. Что-то новенькое! Ее младшая сестра никогда не говорила такими словами о парнях. Может быть, когда-то давно, еще до смерти мамы. Но с тех пор для Лены прошла целая вечность, поэтому, что было до этого, она уже не помнила. Она отгородилась ото всех, кто страдал так же, как и она. Лена не хотела видеть отражение своего горя в глазах сестры и отца. И помнила она только, как Миша собирал ее саму по частям, чтобы потом вновь разрушить.
Мужчины счастья не приносят, таково ее мнение. Кто знает, что это за Светин парень. Все они поначалу добрые и заботливые, а потом их красивое лицо превращается в лицо уродливого монстра, готового тебя уничтожить. Лена слишком хорошо теперь знала, как по одному щелчку пальцев из мужчины, готового защитить тебя от горя утраты в своих крепких объятиях, очень быстро можно сделаться мужчиной, принижающим каждый твой шаг, каждое твое слово.
Лена слишком долго смотрела на Свету, а та слишком долго не отводила взгляд. Они умели общаться молча. Света знала. Все знала. Что муж поработил Лену. Не разрешал ходить в церковь, работать, не разрешал общаться с подругами, скрипя сердцем, позволял общаться с семьей. Ему нужно было всегда знать, где его жена. Любое словесное общение с мужчинами приравнивалось к измене. И за это Лена, скорее всего, получала от него не только словесные удары. Пару раз Света видела синяки на руках сестры. И от этого было еще больнее смотреть на нее, красивую, молодую девушку, которая теперь стала похожа на затравленного зверька. Но подсказать Света ничего не могла. Это был осознанный выбор такой получившейся семейной жизни. Дорогу судьбы, по которой теперь шла Лена, поменять ей было трудно, страшно, может, уже и не хотелось.
- Ты его любишь? - спросила Лена, взяв нож, чтобы разрезать торт.
Кажется, сегодня она съест много сладкого. О чем, конечно, пожалеет. Но сегодня так было нужно.
- Я не знаю. Он мне нравится.
- Только не торопись. Бога ради, не торопись! - Лена бросила осторожный взгляд на сестру.
- Ты сама жалеешь, что поторопилась?
- Да.
Опять обмен взглядами. Можно было не говорить. Можно было сидеть на кухне, пить чай и молчать. В молчании свой язык, знакомый лишь по-настоящему близким людям. Они все знали. Света не любила чувство бессилия, когда ничего нельзя поделать. Когда она смотрела на Лену, оно возникало постоянно. Света пыталась говорить с Мишей, но это не помогало. Человек меняется только тогда, когда этого хочет сам. Миша не хотел. Он поймал в сети ее сестру и не отпускал. Она стала его пленницей, а он ее мучителем. Света могла только молиться. Это она и делала каждый день.