— И вам, друг мой, не кашлять, — Сэм, сидевший за столом, судорожно сжимая виски, поднял руку в приветственном жесте.

Аваддон хлопнул ладонью о его ладонь и упал в кресло слева.

— Хайре, сиятельный слепец, что, мигрень? — Темнейший зевнул и почесал мерцающую красным светом татуировку на голой груди.

— Ты отчего такой сонный? В Большом Яблоке¹ еще ранний вечер.

— Слишком ранний. Я только проснулся. И уже успел пропустить такую радость. Кофе дайте западному путнику.

— Сам бери иль разучился?

Этот милый диалог походил больше на разговор друзей детства, случайно столкнувшихся утром после бурной вечеринки у подъезда старого дома, чем на беседу Великих: Инквизитора и Вождя Тьмы.

— Что развесили челюсти, сиятельные воины? Погасло лучезарное светило? Не радуйтесь, фонарики, так просто нас не грохнуть. Кровушку лишнюю начальнику-Архангелу попортить, даже обидеть немного, а главное, реализовать неукротимое желание отправиться в срочный отпуск — это можно. Остальное наша физиология не предусматривает. Можете делать вид, что вы счастливы. Кстати, а куда слинял Архисветушек Мишенька?

Он снова принял почти обычной свой вид, тьма крыльев словно растворилась, давящее ощущение непоправимой и страшной беды медленно рассеивалось.

— Он не лжет? — снова раздался женский голос.

— Сэм, уйми свой разговорчивый птичник, или я их за ужином скушаю, — он сладострастно облизнулся, прихлебывая дымящийся напиток, неведомо откуда вдруг взявшийся в его руке. — Или сиятельные бездарности обрели голос?

Все молчали.

— Авва, раз уж ты почтил нашу полянку своей тенью, — подал голос Савва, судя по виду стакана в руке, вкушавший некий куда более крепкий напиток, — изложи свои высокие соображения. Ну так, для общего развития: состав преступления, вину, объективную сторону, субъект. Кстати, девушку вы задержали?

— Развития, говоришь? Вот она, деменция, старче. Прости, но напомню: в последний раз, когда я излагал тебе свои «соображения», ты лично прополол наши ряды с особой жестокостью. Потом принес свои извинения, это так трогательно. Я даже слезу пустил ненароком. Ходьба по садовому инвентарю с острыми зубцами — не моя стихия. А бабенку вашу я потрогал немножко, без фанатизма, по-дружески.

— Еще жива, или уже насмерть затроганная?

— Она пока у нас побудет, вас порадует. Будь она покрепче, вам бы стало еще веселей. Ой, Сэм, ну что ты такой нервный, Сиятельные, расслабьтесь. У вас большие неприятности.

Он потянулся, заложив руки за голову, снова почесал татуировку.

— Собственно говоря, у всех неприятности. Но нам проще, мы привыкшие.

Тут Ненавистный внезапно облокотился о стол, как-то весь собрался в мускулистую фигуру, словно готовую для хищного прыжка.

— Вот что скажу я вам, пушистики. Время, уходит время. Беда стоит у ворот. Пока вы тут ногами дрыгаете и кляузы разбираете, народ мрет, как мухи под газетой. Собственно, мне без разницы, кто будет вскрывать ваш восточный панариций² , но помните: с этой минуты время, отведенное этому миру, начинает обратный отсчет. Веселье начинается.

С каждым его словом становилось все жарче. Душно, словно в натопленной бане, хотелось сдернуть распахнуть все окна и двери, разорвать воротники рубашек, просто дышать.

Договорив, Окаянный обвел всех мерцающим черным взглядом, громко хлопнул в ладоши и исчез.

«Мою кружку с кофе тоже прихватил», — некстати подумалось Клавдию, попутно заметившему исчезновение пустого стакана из своих рук.

— Все свободны, — устало произнес Сэм. — Выходя отсюда, вы вольно или невольно даете клятву неразглашения всей информации о произошедшем сегодня вечером. У кого есть вопросы — могут пройти процедуру информационной зачистки прямо на входе в портал, так нам всем будет даже проще. Опергруппа Инквизиции, попрошу вас остаться.