Сестры знали, где ее искать, поэтому Джо сразу же направилась в студию – мать и дочь работали там бок о бок. Бесс трудилась над бюстиком ребенка, а мать ее добавляла последние штрихи к великолепному портрету мужа. Глядя на Эми, можно было подумать, что время стоит на месте – счастье сохранило ей молодость, а богатство добавило необходимой утонченности. Грациозная и статная, она демонстрировала, какую элегантность способен вкус придать простоте, если должным образом выбрать наряд и должным образом его носить. Кто-то однажды подметил: «Никогда не заметишь, что надето на миссис Лоренс, но всегда создается впечатление, что она одета лучше всех остальных».

Сразу бросалось в глаза, что она обожает свою дочь – да и было за что: красота, о которой она некогда мечтала, воплотилась сполна – по крайней мере на ее любящий взгляд – в этой ее более юной копии. Бесс унаследовала от матери фигуру Дианы, голубые глаза, белую кожу и вьющиеся золотистые волосы, которые собирала в такой же классический узел. А кроме того, – ах! то было для Эми неиссякающим источником радости – ей достались правильные отцовские нос и рот, только в более женственном варианте. Длинный льняной фартук в его строгой простоте очень ей шел, а трудилась она с полной самоотдачей, как и положено настоящему творцу, и не замечала обращенных на нее любящих взглядов, пока тетя Джо не воскликнула:

– Милые мои, хватит печь пирожки из грязи! Послушайте новости!

Обе художницы выронили инструмент и с искренней сердечностью поприветствовали неукротимую родственницу – притом что пылали вдохновением, а приход Джо разрушил его чары. Они уже вовсю сплетничали, когда явился Лори (его позвала Мег) и, усевшись между сестрами, – между ними не было никаких преград – с интересом выслушал новости про Франца и Эмиля.

– Разразилась эпидемия, боюсь, она скосит все твое стадо. Готовься, Джо: следующие десять лет тебе предстоят сплошные романы и разлады. Мальчики твои подросли и готовы очертя голову броситься в море еще худших безумств, чем те, которые ты уже пережила, – подытожил Лори, довольный, что вызвал у Джо на лице выражение радости, смешанной с отчаянием.

– Я это знаю и надеюсь, что помогу им без потерь достигнуть берега; впрочем, это тяжелая ответственность – ведь они будут требовать от меня, чтобы все их сердечные дела протекали без сучка без задоринки. Впрочем, мне это по душе, а Мег у нас такая сентиментальная квочка, что ей это только в радость, – ответила Джо, не особенно переживавшая за своих мальчиков – им пока ничего не грозило в силу самой их молодости.

– Вряд ли ей будет в радость, если Нат начнет всерьез увиваться вокруг Дейзи. Ты же понимаешь, к чему дело клонится? Я не только его музыкальный наставник, но еще и конфидент – я должен знать, какой ему дать совет, – рассудительно произнес Лори.

– Тш-ш! Не забывай – тут ребенок! – начала было Джо, кивая на Бесс, но та уже вновь погрузилась в работу.

– Да полно! Она в Афинах и ничего не слышит. Впрочем, ей пора прерваться и пойти погулять. Милая, пусть твоя детка поспит, а ты ступай пройдись. Тетя Мег ждет в гостиной – покажи ей новые картины, а там и мы подойдем, – добавил Лори, глядя на свою выросшую дочку так, как Пигмалион, видимо, глядел на Галатею[15]: он считал ее самой прекрасной статуей в своем доме.

– Хорошо, папа. Только скажи, нравится ли тебе. – Бесс послушно отложила инструмент, окинув бюст долгим взглядом.

– Обожаемая моя дочь, истина заставляет меня признать, что одна щечка получилась пухлее другой, а кудряшки у младенца на лбу больше похожи на рога; в остальном он ничем не хуже херувимов Рафаэля; мне очень нравится.