Гамадрил и Крюк прибыли в Вятку тем же этапом, что и Анохин. А вот Синий и Крыса, так же, как и Дед, по-видимому, были аборигенами, которых вместе с другими зэками, в том числе и вновь прибывшими, готовились раскидать по колониям и лагерям Вятлага.

Синий посмотрел на Крысу, и тот тут же разинул пасть:

– Кто такой? Объявись! Погоняло есть? О-о, кожан… Че?! Не слышу! Сымай!! Братья! Счас шлипнем на его кожан?!

Все это он выпалил скороговоркой, с каким-то дурным, бешеным напором, моргая злыми глазами и ощерив передние зубы.

Анохин поставил сидор рядышком, чему-то мрачно усмехнулся, затем сгреб костистого парня, смахивающего на крысу, за шиворот и крепко приложил его мордой об отполированную локтями зэков столешницу.

– Я спрашиваю… кто… староста… этой камеры?!

Анохин еще дважды треснул Крысу мордой об стол, но вполсилы, потому что боялся убить в запале. Все произошло так быстро и столь неожиданно для всех присутствующих, что никто ему не смог помешать… Анохин дернул пришибленного Крысу за воротник назад – из разбитого носа моментально хлынула кровь да так энергично, что тот свалился с лавки на пол.

Только сейчас остальные трое зашевелились: Крюк охнул «ну, бля…», побагровел лицом и стал выбираться из-за стола; Синий нацелил свои глаза-буравчики на борзого новичка, но рта пока не раскрывал; что же касается Гамадрила, то он продолжал мучительно соображать, отчего окончательно стал похож на дебила…

В этот момент из коридора послышалась какая-то громкая возня: звуки шагов, бряцанье ключей, голоса, лязг отпираемых дверей. Гамадрил и Крюк уже набычились, напружинились, а Сергей, наоборот, как казалось со стороны, расслабился и даже сделал два шага назад – чтобы обеспечить себе свободу маневра…

– Атас! – долетело откуда-то от входа. – Наверное, будут формировать этап!

Заскрежетал ключ в дверях их камеры.

– Ша, Крюк! – надтреснутым голосом произнес Синий. – Еще не вечер… Мы с этим фраерком на зоне разбор устроим…

Действительно, формировали этап в девятую, которая, как и двенадцатая, в последнее время пользовалась недоброй славой (об этом, впрочем, знали единицы).

Крыса, как и положено столь живучей твари, оклемался, хотя еще несколько часов почти ничего не соображал.

Прежде чем Анохина сунули в автозак, местный старший «абверовец» сердито прошипел:

– Жаль, что ты литерный… Если б не это, ты у меня отсюда инвалидом уехал…

Так случилось, что Швец нарушил сразу два пункта из того свода правил, которому он старался следовать по ходу своей развивающейся ни шатко ни валко служебной милицейской карьеры.

Правило первое: никогда не бери в долг у начальства.

И второе: никогда не выпивай – две-три рюмки не в счет – со своим непосредственным начальством, как бы оно, это руководящее лицо, хорошо к тебе ни относилось.

После наезда экс-супруги пришлось срочно озаботиться поиском наличности. Валера терпеть не мог просить деньги в долг, но хотя бы стольник баксов нужно было подбросить Змеюкиной на оперативные расходы (бывшая жена, работая в коммерческой фирме, получала в три раза больше Валеры, да еще и осталась жить вместе с сыном в новенькой двухкомнатной квартире в районе Люблино, ключи от которой капитан милиции Швец получил аккурат к разводу). Тем более что сынуля стремительно растет и как истинный москвич, пусть пока еще в юном возрасте, активно тянется к благам современной цивилизации…

В таких случаях срабатывал еще один закон: из всего круга сослуживцев и знакомых деньги водились только у пройдошистых и хитрож… мужиков, но все они были «жадко» – к такому обратись, так он с ходу наврет, что сам сидит на мели, хотя из нагрудного кармана выпирает пухлый лопатник; короче говоря, на кредит в этих кругах никогда рассчитывать не стоит. И наоборот: у хороших, стоящих ребят – к каковым Швец причислял и себя, – которые по первому зову готовы поделиться с тобой бабками и которых Валера сам не раз ссужал наличкой до лучших времен, вечно была напряженка с дензнаками…