Истомин не боялся быть избитым, он боялся другого. Однажды он заступился за паренька, к которому пристала подвыпившая компания подростков. К Сашке на подмогу вышел Толик из четвертого подъезда. Поэтому гопота ретировалась, но одна перепившая девка все никак не унималась. Женька Ефремова. Ее воспитывала одна престарелая бабка. Родители умерли от пьянки. То, что стояло перед Толиком и Сашкой, брызжущее слюной и матерящееся существо, назвать воспитанным язык не поворачивался. Женька просклоняла всю их родню. Неизвестно, сколько это продлилось бы, но Сашка взял девицу за шиворот и отволок домой. Сдал бабуле, находящейся под легким хмельком.

На следующий день Истомин убедился в коварстве нынешней молодежи. Субботний день семья Истоминых собиралась провести на даче во Львовском. Утро было омрачено затянутым тучами небом. К часам одиннадцати Саша подумал, что пасмурный день – ничто по сравнению с обвинением в педофилии. И несмотря на то, что он был уверен в своей невиновности, ему было страшно. Не будь тогда с ним Толика… Черт! Если бы в конце концов не протрезвела тогда Женька со своей бабкой-воспитателем и не поняли, что сморозили глупость, сидеть бы сейчас Истомину по статье, мягко говоря, непочетной.

Нет, он все понимал. Педофилия – это вообще палка о двух концах. С одной стороны ублюдки (причем в таком количестве, что казалось, будто они сходят с конвейера на какой-нибудь фабрике), охотившиеся за детьми, с другой – дети, готовые обвинить тебя в педофилии только за то, что ты им сделал замечание. Наверняка дети ищут защиту в подобных обвинениях. Ведь им некому объяснить, что защита в первую очередь должна исходить от родителей.

Как бы оно ни было, Саша обходил стороной Женьку и ее компанию. Времена… Из-за ублюдков, жаждущих молодого тела, обычный добряк, угостивший детей конфетами, теперь воспринимается общественностью не иначе как педофил.

– Жри свои конфеты сам, добряк, – с грустной улыбкой прошептал Саша и вошел в подъезд.

За размышлениями он даже и не заметил, что двор, а самое главное – скамейка, где всегда сидели Женька и ее компания, были пусты.

Девочки шли по тротуару, вдоль которого росли кустарники. Вдруг Женька остановилась. Сделала последнюю затяжку и отбросила окурок в аккуратно подстриженный куст. Потом только повернулась к подруге.

– Ты взяла мобилу?

– Да.

– Смотри мне. А то получится, как в тот раз…

– А что в тот раз?

– У тебя батарея села! – с укором сказала Женя и пошла дальше. – Все интересное пропустили.

– А почему ты свою не берешь? – спросила Надя, но тут же пожалела и прикрыла рот ладонью.

Женя улыбнулась. Она знала – ее боятся даже близкие подруги. Потому что она лидер. Лидер этих сопливых овечек.

– У меня телефон бабка забрала. За пару по географии. Воспитывает, сука.

Девочки вышли к парку, вывернули на залитую солнечным светом аллею. Вдали они увидели двух девочек. Одну, в красной футболке, они узнали. Да и вторая была не кто иная, как будущая жертва.

– Смотри, Владка лохушку привела, – радостно прощебетала Надя.

– Ага, – кивнула Женя. – Щас еще пацаны подтянутся, и начнем.

Но начали они немного раньше. Женьке не терпелось поиздеваться над чмошницей. Она ненавидела таких. Таких, у кого все складно в жизни. А самое главное – есть родители. Родители были у всех ее друзей. Но у Надьки, например, они пьют, у Артема нет отца, у Стаса мать гулящая и так далее. В общем, у всех ее друзей семьи благополучными назвать нельзя. Так что у Женьки компания подобралась что надо. Она, пожалуй, была (по ее разумению) в более завидном положении. Несмотря на некоторые воспитательные меры со стороны бабки, Женька была свободна. Часам к семи старуха напивалась и теряла контроль не только над своей воспитанницей, но и над собой. И даже если и происходило что-нибудь из ряда вон, наподобие случая с придурком из восемнадцатого дома, то бабка узнавала это от внучки, и то только утром.