Саша допил кофе и пошел в спальню. Лида все еще спала. У нее сегодня был выходной – везучий человек. У Сережки только закончились каникулы. Саша в своем детстве такого не помнил. В октябре каникулы? Нет. Они, конечно, мечтали о каникулах, но кто бы их им дал. Неделя осенью, две зимой и неделя весной, а затем долгожданные летние. Несмотря на такие блага, каждый из них мечтал поскорее вырасти и пойти работать, только чтобы не учить эти уроки. У его ребенка сейчас ситуация с каникулами куда как лучше. Пять недель учебы, одна – каникул. На Новый год и Рождество две недели. Ну и летние никто не отменял. И все равно Сережка, как и его отец когда-то, мечтает стать взрослым и пойти работать. Саша вздохнул. Сейчас бы вернуться в детство. Зимой хоккей, летом велосипед – красота. Из электроники он тогда видел только часы дядьки, привезенные из Польши. Сейчас почти у каждого ребенка по компьютеру да по сенсорному телефону. И эти «сухари» из органов будут говорить о неустроенности жизни? Либо с головами детей что-то не так, либо… Да не надо никаких «либо». С головами детей действительно что-то происходит. И виной этому – Интернет.
Саша снова вспомнил о программе «Санитар». После работы надо обязательно установить. Так будет спокойней. Истомин знал, что так будет спокойней в первую очередь ему. Это было своего рода перекладыванием тяжелой ноши на чужие плечи. Черт знает на чьи чужие плечи.
Теперь это был Оренбург. Прошло всего два дня, и снова девочка прыгает с девятиэтажки. Александр будто знал лично этого ребенка. Он не мог работать. Тягостное чувство потери, утраты, словно этот ребенок если не его, то очень близких друзей, не покидало его ни на секунду. Пустота, образовавшаяся от утраты, к концу рабочего дня начала заполняться тревогой, грозящей перерасти в панику. Он очень боялся за Сережку. Сашу пугало больше всего то, что он никак не мог нащупать «тумблер», который мог в неподходящий момент переключить мозг ребенка с «устроенности» на «неустроенность в личной жизни». Чертовы сухие термины, чертовы черствые люди, произносящие их!
Он каждый день разговаривал с Сережей. Каждый день спрашивал, как он провел день, пытаясь ухватиться за что-то, что подсказало бы ему причины беспокойства ребенка. А они были. Несмотря на то что Сережа всегда говорил о прекрасно проведенном дне, об играх в волейбол и теннис, его все же что-то беспокоило. Саша был просто уверен в этом. Ну не мог же он силой выбивать из него признания. Саша хотел пойти к учителям, поговорить с одноклассниками, но вовремя останавливался. Он не понаслышке знал, как может пагубно повлиять вмешательство родителей. Сверстники очень недружелюбно реагировали на поиски правды и защиты одного из них. В Сашином детстве прячущихся за спины взрослых называли ябедами, а сейчас – стукачами. Вообще Сашу поражал жаргон нынешней молодежи. Некая смесь из тюремной фени и компьютерного сленга. Он часто слышал «разговоры по душам», когда возвращался с работы домой. Во дворе, на детской площадке собирались воинственные дети, но это были уже не дети. По крайней мере, им казалось, что они уже не дети. Сигарета в зубах и баночка «Яги» в руках. Вот и все, что отличало их от обычных детей. Истомин поражался, куда смотрят родители. В своем детстве Саша даже и припомнить не мог, чтобы они друг друга дураком обозвали в присутствии взрослых. А если уж и вылетит какое словечко, то мало того, что его тут же отчитают очевидцы этого недоразумения, так еще и дома взбучку устроят. Нынешней молодежи делать замечания себе дороже. В лучшем случае уличные детки тебя пошлют по всем известному адресу, а в худшем – еще и проводят туда.