Вопреки всему тому, что творил «Огонёк», вскоре выяснилось, что ГУЛАГ более сложное явление, чем пытались изобразить Коротич, Шаламов и Солженицын, что с Афганистаном не всё так просто, что живой рок-н-ролл стремительно покинул экраны ТВ, уступив место «театру Аллы Пугачёвой», «Поющим трусам» и прочей хрени, что права человека охранялись получше, пока железный занавес не был поднят, и многое, многое другое. Например, то, что практически любое так называемое демократическое издание вполне может взять эпиграфом название старой советской пропагандистской брошюрки «Дезинформация – это тоже бизнес». И что там в 1997 году «Огонёк» мог знать о смелости? В то время, когда выбросили из одного издания – резво бегом в другое, выбросили с одного канала – бегом на другой, и всё прокатывает, потому что только-только всё создаётся и выстраивается. А попробуйте протолкнуть обшественно-политический фильм, который с самого начала, понятно, вызовет скандал, и позиция автора которого несколько отличается от уже озвученной официальной – в наши-то дни. Не знал этого «Огонёк»? То я знаю! И да, когда стало понятно, что борцы за права человека времен перестройки озабочены монетизацией самих себя, всем быстро стало абсолютно безразлично, кто там сейчас говорит очередную правду. Я сейчас не о «Взгляде», как вы поняли.
Но если о «Взгляде», то надо сказать иное. «Взгляд» был коротким, таким же коротким, как породившее его историческое явление. Он – его часть, он – одно из его воплощений. Не более и не менее. Перестройку легко представить без того «Взгляда»: не он, так было б что-то ещё, а вот «Взгляд» мог существовать только на отдельном историческом этапе, в определённых исторических условиях и только в позднем, умирающем, агонизирующем СССР.
Сегодня есть такое издание, точнее, такие издания, которые могут слово в слово повторить, написанное в «Огоньке» 20 лет назад. Увы.
«Увы» не потому, что истина изречена бессмертная. А потому что для них ничего не изменилось. «Эхо Москвы» и «Новая газета»».
Леонид Гозман:
«Повторять не надо.
А тот уровень честности и гражданской ответственности сейчас ушёл в неподцензурные СМИ, хотя там слишком много истерики.
Может, «Новая Газета»?»
Владимир Легойда:
«Думаю, да. Страна изменилась, мы изменились – очень сильно. Но разве это отменяет справедливость того, что сказано в этих строках? Разве что я поспорил бы с тем, что стало «всёравно, кто говорит с нами из студии»? Я понимаю, что имеется в виду, но всё же не могу вполне согласиться. Журналистика – это, одновременно, и ремесло, и искусство. А если искусство – то никогда не может быть всё равно, кто с тобой говорит. В искусстве всегда главное, кто».
Юлия Меньшова:
«90-ые годы были временем открытий. Нового. Во всех областях. И на телевидении, прежде всего. Например, существование программы «Я сама» когда-то присвоило лично мне некое звание «проматери» всех женских ток-шоу… Хотя, конечно же, это было не так. Этот жанр давно и успешно существовал на мировом телевидении, просто мне повезло выйти первой в этом формате на российском телевидении. В течении короткого времени женских ток-шоу стало очень много, и мне кажется значимость того, кто именно, – какая ведущая! – обсуждает наболевшие вопросы – тоже несколько снизилась. А ещё через какое-то время и ценность самого жанра ток-шоу начала в свою очередь девальвировать. Это нормальная диалектика жизни. И эффект привыкания, который на телевидении играет очень большую роль. Потому мне кажется, приведенная вами цитата справедлива. Романтическое отождествление «ветра перемен» с самими журналистами, работавшими во «Взгляде» должно было неизбежно подойти к концу. Стал больше интересовать непосредственный «контент». Потом и контент стал привычен. Требовались новые перемены».