В карцере я пробыл ровно неделю, после чего меня, малость неухоженного, но всё ещё бодрого, вернули в общую камеру. На прощание я мысленно пожелал Бармалею удачи. Он-то остаётся в одиночке, бедолага, до следующего постояльца, который может оказаться не таким добрым, как я. Возьмёт и смахнёт паутину вместе с ним.

Меня сразу обступили старые знакомые, коими я считал комбрига, артиллерийского инженера и ещё нескольких человек.

– Ну как вы там? За что вас в карцер?

Пузырёв, как я и предполагал, ещё не появлялся, а его подельники во главе с Костылём затихарились в «блатном углу». Косясь в их сторону, я негромко поведал причину моего заточения.

– Вот же сволочь! – с чувством выдохнул Куницын. – Жаль, что мы его не добили.

– Тогда было бы ещё хуже, – взвешенно ответил я. – Репрессии для отдельно взятой камеры последовали бы такие, что мама не горюй. Всем досталось бы, кроме этих, – кивнул я в сторону напряжённо прислушивавшихся к нашему разговору уголовников, которые тут же сделали вид, будто заняты перекидыванием засаленных картишек.

– Теперь, если что, могут и срок накинуть, – покачал головой Павел Иванович.

– Пусть сначала докажут, что это он бил, – вставил Кржижановский. – Неужто они поверят словам какого-то уголовника, который в темноте даже не видел, кто его лупит?! Если надо будет, я выйду и скажу, что это моих рук дело. Тем более я действительно принимал участие в этой схватке.

– И я присоединюсь. – Это уже инженер.

– А я предлагаю придерживаться версии с падением с нар, как сразу сказал Куприянов. – Коган смотрел на нас, как воспитатель в детском саду смотрит на своих маленьких подопечных, ляпнувших какую-то глупость.

– Нет, ну а что, не знаю, как вас, а меня на допросе по поводу этого события не спрашивали, они под меня как вора и антисоветского элемента копают, им не до таких мелочей. Вас спрашивали? Тоже нет? Вот, значит, можно сейчас всем скопом сговориться, что этот ротозей во сне свалился с нар головой вниз.

– А я надзирателю в карцере сказал, что в своём физическом состоянии не мог принимать участия в ночном побоище.

– Ну, про побоище вы зря, конечно… Может, этот надзиратель уже и забыл, что вы ему сказали?

– Костыль наверняка всё рассказал, его тоже на допрос вызывали. Да и Попов тогда заявил, что не верит в историю с падением со шконки.

– Ладно, чёрт с ним, с Пузырёвым… Вы-то тут как без меня? – поинтересовался я у сокамерников. – Смотрю, Феликс Осипович, вы прихрамывать начали…

– А, – махнул рукой комбриг. – Снова били, лупцевали палкой по пяткам. Кости вроде целы, а всё равно больно.

– По-прежнему стоите на своём?

– Стою за правду, и менять свою позицию не собираюсь!

– А у меня бывшую жену арестовали, с которой я второй год в разводе, – вздохнул Куницын. – Следователь у меня не зверь, с ним и по душам поговорить можно, вот он и сообщил на допросе. Баба-то с характером, что уж тут, тяжеловато с ней было жить, но всё равно жалко. Я спросил у следователя, что там с нашим общим сыном, говорит, бабка забрала, то бишь её мать.

– Я слышал, уже и детей врагов народа арестовывают, – вставил Коган.

– А их-то за что? – изумились одновременно комбриг с инженером.

– Да всё за то же, потому что состоят в родственных связях с вредителями и троцкистами.

– Сталин же ещё два года назад сказал на совещании передовых комбайнеров, что сын за отца не отвечает!

– Ха, ну честное слово, вы как дети! Сказать – одно, а законы пишут другие люди. Вот и увозят воронки подростков.

– Так уж и подростков?

– Вы, наверное, незнакомы с последней редакцией статьи 12 УК РСФСР от тридцать пятого года. Поправки разослали только судьям и прокурорам. А у меня деверь – помощник могилёвского прокурора, он и рассказал… В общем, сейчас несовершеннолетние, достигшие двенадцатилетнего возраста и уличённые в совершении краж, в причинении насилия, телесных повреждений, увечий, в убийстве или попытке к убийству, привлекаются к уголовному суду с применением всех мер наказания. Включая высшую меру социальной защиты.