Смываю грязь, посмевшую налипнуть на моё сокровище, укутываю Нику в полотенце и возвращаю в палату, где уже подаёт тоненький голосок кроха. Я раб своих девочек, готовый носить их на руках всю жизнь. Достаю новую ночную сорочку, помогаю жене одеться и торможу, не зная, что делать дальше.

- Кире надо помыть попу, поменять памперс, - ошарашивает меня любимая, вызывая нервный тик. Носить на руках – это пожалуйста, а мытьё попы и замена подгузника – уже из области фантастики. Как? Как мне перебороть страх и проделать все те фокусы, которые ждёт от меня Вероника.

- Может, позвать кого-нибудь на помощь? – с надеждой смотрю на дверь, а затем перевожу взгляд на жену. – Здесь же есть детские медсёстры, способные помыть попу?

- Мир, милый, всё не так сложно, как ты себе насочинял, - мурлычет Ника, с нежностью смотря на меня. От её карамельного взгляда вырастают крылья, повышается самооценка, расцветает вера в себя. Я смогу! Справлюсь! Всё сделаю в лучшем виде!

Уверенно подхожу к люльке, запускаю ручищи внутрь и смыкаю их под крошечным тельцем ничего не подозревающего ребёнка. Пальцы не трясутся, это просто мелкий тремор от волнения. С непробиваемым лицом достаю дочь, вспомнив вовремя про поддержку головки, переношу её на пеленальный столик и шумно выдыхаю. Ощущение, как будто пробежал полосу препятствий, хотя проделал самое лёгкое.

- Смелее, Мир. Снимай штанишки и памперс, - подбадривает Ника, вытягивая шею и следя, как коршун.

Стягиваю штанишки размером меньше моих перчаток, расстёгиваю подгузник и задерживаю дыхание. Боже! У неё тоненькие ножки, совсем хрупкие, нежные, а пальчики без лупы не разглядишь. Кира недовольно дёргает ими, а мне кажется, что, дотронувшись, я вырву их с корнем.

- Молодец, Мир. Теперь протри попку влажными салфетками, смажь кремом и надень новый памперс, - руководит жена, с гордостью смотря на меня.

Я справляюсь с салфетками, через одно место надеваю памперс и возвращаю на место штанишки. Крошка издаёт писк, устав от моих дёрганных движений, а меня начинает колбасить от ужаса, что сделал ей больно.

- Кирочка хочет кушать. Неси её ко мне, - улыбается Ника, вытягивая губы уточкой и переводя всё внимание на дочь.

Передаю ей ребёнка и валюсь на стул, выжатый, как лимон. Столько сил, столько энергии, столько нервов. Закатываю глаза, воздаю хвалу Господу за то, что не позволил причинить боль малышке, привожу скачущие мысли в порядок и подскакиваю от смачного чмокающего звука. Кира жадно присосалась к разбухшему соску и усердно пытается выудить молоко, а я страшно завидую ей. Вот уже месяц, как мне недоступна такая роскошь. Ника позволяла трогать всё, кроме ставшей в последнее время болезненно чувствительной груди. Как последний маньяк слежу за губами дочери, сглатываю слюну и уговариваю член не рвать джинсы.

- Я горжусь тобой, - шепчет Ника, поднимая на меня глаза, затапливая карамельной любовью. – Ты самый лучший.

С её подачи я тоже начинаю собой гордиться, ведь этот взгляд не врёт, жена действительно испытывает ко мне все эти чувства, за которые я люблю её ещё больше. Пусть весь мир катится к чёрту, когда у меня есть они. Сейчас мне настолько хорошо и спокойно, что я готов отдать контроль за городом, бросить бизнес, отойти от дел, скрыться с семьёй на необитаемом острове и купаться в их тепле. Достаточно Нике озвучить желание, подумать о чём-то, сразу разобьюсь в лепёшку, но сделаю.

Пока мысленно обещаю любимой рай на земле, Вероника засыпает в процессе кормления, и Кира отлипает следом за ней, а я пожираю взглядом освободившийся сосок, ставший темнее и ещё аппетитнее. «Два месяца, всего два месяца потерпеть» - уговариваю себя, подбирая слюни и сбегая в душ.