Рыжая сидела на краю дивана, сутулясь и опустив глаза, точно ее терзало изнутри неразрешимое и гнетущее нечто.

– Да, можем, – отрешенно сказала она. И коротко пояснила: – Я считаю, мы можем ведьмовать.

– Ты че?! – возмутилась Землепотрясная Даша. (Громко че-кать по любому поводу было одной из неискоренимых Дашиных привычек!) – Ты че, Маш, совсем вдруг того? Во всех фильмах ведьмам запрещено пользоваться колдовством для личной выгоды.

– Мы – не ведьмы. Мы – Киевицы, – сказала Маша. Она смотрела на свои сцепленные в «замок» руки, стиснутые между коленями. – Наша власть – дар, такой же, как и любой другой. И запрещать нам пользоваться своим даром для личных нужд так же абсурдно, как запрещать писателю вести личный дневник, а балерине танцевать на дискотеке для собственного удовольствия. Мы можем делать все, что хотим. Просто мы не должны делать зло, как в магии, так и без нее, не должны отбирать у кого-то что-то, не должны ведьмовать втайне друг от друга. Но я не могу понять, почему, если я боюсь высоты, я не могу применить заклятие «Рать» против страха? Или облегчить с помощью заговора «Сет» роды… жене своего брата.

– А у твоего брата жена ребенка ждет? – заинтересовалась новой темой Землепотрясная.

– За-ме-чательно! – приняла прозвучавший тезис Катя, выказывая восхищение как Машиным выводом, так и тем, как он был сделан.

– Ну, если в таком плане, я тоже не против, – сказала Чуб.

Из чего мой читатель способен без труда сделать вывод: рыжая, грустная и невзрачная Маша и была тем единственным, что связывало между собой несовместимых Дашу и Катю.

Помимо…

– Теперь второй вопрос, – объявила Катерина Дображанская. – Как нам жить дальше? Как управлять Киевом?

– А ты у нас че, председатель? – немедленно взъелась Даша. – Опять решила командовать? И очки снова надела! В них же простые стекла, сама признавалась.

– Пусть она побудет председателем, тебе что, жалко? – вздохнула Маша, не отрывая глаз от своих мающихся рук. – Она ж пытается как-то наладить нашу жизнь, после того как ее нам разрушили.

– Хорошо. Пусть. Только недолго, – мгновенно согласилась Чуб и, откинувшись на спинку дивана, погладила рыжую «горжетку».

«Горжетка» вибрирующе замурчала и, для полноты счастья, потянулась ленивой лапой к Машиным кудряшкам.

Маша слепо мотнула головой.

Красивая Катя помолчала, давая понять, что перебили ее незаслуженно, и принялась излагать:

– Пять дней назад мы случайно стали ведьмами.

– Киевицами, – упрямо поправила Маша.

– Киевицами, – покорно приняла правку Катя.

– И спасли мир! – похвасталась Чуб.

– Только Киев, – поправила Маша.

– Ну и что? – отбилась от умаления их подвига Даша. – Можно подумать, спасти Киев – не землепотрясно!

(Вставлять словечко «Землепотрясно» к месту и не к месту было второй из Дашиных привычек.)

– Можно не перебивать?! – Дображанская оскалила зубы и, сложив руки на груди, прибила Землепотрясную Дашу повелительным взглядом. – Мы – Киевицы. Мы властвуем над Киевом.

– Так же, как и он над нами. – Судя по всему, Маша не терпела нечеткости формулировок.

– Так же, как и он. – Судя по всему, в отличие от Дашиных реплик, Машины правки Катя воспринимала бесконечно толерантно. – У нас есть личный офис, – Дображанская окинула взором круглую комнату Башни, затянутую в дубовый корсет книжных шкафов, – куда не может попасть ни один человек.

– Если у него нет ключа и он не знает пароля, – сказала Маша.

– Есть три говорящие кошки.

– Только две, – весело хрюкнула Чуб. – Бегемот с нами не разговаривает!

Кончик хвоста черного кота недовольно задергался.