– А я вот тут думаю, не записаться ли мне в астрологическую школу Глобы, – доложила ей Даша Чуб.

– Тебе? Киевице? – удивилась подруга. – Ты способна увидеть на небе такое, что Глобе не снилось.

– Да, – согласилась та. – Но только на одну минуту. А сколько часов я должна тупо на небо пялиться? Так, может, хоть астрологию изучу… Еще мне физиогномика нравится. Это читать характер человека по чертам лица. Вот видела морщину у Кати на лбу? Так это огромная редкость! Обычно у всех нормальных людей две продольные морщины, а у нее одна – точно посередине лба. Такая же была у Черчилля. Из этого можно увидеть, что она сильная натура, помешанная на власти.

– А разве это без морщины увидеть нельзя?

– На Кате? Можно.

«Катя плюс мы двое, – предположила Маша. – Вряд ли. Но, допустим. Тогда что такое «верт»? Вертихвостка? Вертеп? Вертеть? Вертолет?

Вертолет мог бы подойти…»

Как раз неподалеку от них, на Ярославовом Валу, во дворе дома № 15 сын известного киевского психиатра – авиаконструктор Игорь Сикорский построил и опробовал в 1911 году первую в мире модель вертолета.

В 1911 году. 201911… Кабы не прилепившаяся впереди двадцатка.

1911 год зашевелился у Маши в уме, и из него, как из скорлупы, обещало вылупиться нечто знакомое. Но обещание свое не сдержало.

– Д-аш, – отрывисто позвала студентка, – помнишь, ты говорила «в Киеве всегда летали»?

– А то! – ожила Чуб. – Я ж мечтала стать космонавтом! И мне предки книжку купили – с картинками, про воздухоплавание. Я ее все детство читала. Вот там я и прочитала, что первую в мире «мертвую петлю» летчик Петр Нестеров сделал в Киеве. Первый вертолет изобрел наш Сикорский. Первый в мире спутник Земли, первую ракету в космос запустил наш Королев[4]. А еще до него киевский инженер Гешвенд придумал «паровоз-самолет» для полетов в космос. Тогда его запихнули в сумасшедший дом, а теперь считают основоположником аэронавтики… И даже первую атомную бомбу изобретали наши! В Америке Кистяковский[5], он в революцию сбежал из Киева в США и был советником Кеннеди. В Москве – наши Курчатов и Александров. Один из Крыма, другой из Киева. Теперь-то ясно чего… – сказала Чуб. – Просто Киев город такой – летательный. Столица Ведьм. Мы тут тысячу лет на метлах рассекали. Ладно, ложись, твоя очередь бдить.

Вздохнув, Маша отложила конспект и, согласно сложившемуся ритуалу смены караула, задрала горло к небу.

Не отрывая глаз от серебряных звезд, она вслепую переместила себя на освобожденный матрас, пока Даша, придерживая напарницу за ягодицы, направляла их на середину ложа.

Небо должно было оставаться в поле их зрения каждую секунду! Поскольку, если на нем загорался «красный огонь», «завидеть» точное местонахождение оного, чтоб «полететь туда», было возможно лишь в самое первое мгновенье.

– Все. Ложись! – дала добро Даша.

Маша Ковалева легла.

От нечего делать Землепотрясная открыла тетрадь с «математикой».

– Фигня какая-то, – прокомментировала она минуту спустя. – Слушай, Маш, а ты ведь нам так и не сказала, чего у тебя такой паршивый настрой? Из-за суда? Да?

– Да, – сказала Маша. Потом подумала и сказала правду: – Нет.

– Конечно нет, – удостоверила Чуб. – Оно у тебя давно паршивое. С тех пор, как ты с Купальского шабаша слиняла. Я ведь знаю, куда ты побежала.

– Знаешь, – не стала спорить та.

– Но я честно молчу.

От удивления Ковалева на миг оторвала взор от жизненно важного неба и взглянула на Дашу.

Даша, честно молчавшая почти трое суток, была явлением невероятным!

– К своему художнику побежала в XIX век. К Врубелю. Верно?