За дорогами уже не ухаживали, как в те годы, когда шоссе правили миром, – на пути возникали ямы и выбоины, но Хезер часто удавалось разгоняться до максимально разрешенной скорости (сорок пять миль в час). Она ехала по широкой, залитой лунным светом долине, раза четыре или пять пересекла речку Ямхилл, проехала через Данди и Гранд-Ронд (первый поселок – живой, второй – брошенный и мертвый, как Карнак) и наконец добралась до гор, до лесов. Старинный деревянный дорожный знак: «Лесная дорога имени Ван Дьюзера» – территория, в стародавние времена отвоеванная у лесопромышленников. Не все американские леса пошли на типовые дома, бумажные пакеты и воскресные комиксы. Кое-что еще осталось. Съезд направо – заповедник «Саюсло», и тоже не какой-нибудь вшивый питомник с пеньками и дохлыми саженцами, а дремучий лесище. Лунное небо заслонили черные кроны гигантских тсуг.

Бледный свет фар тонул в темной гуще ветвей и папоротников, и она еле разглядела нужный знак. Опять свернула и еще примерно милю пробиралась по изрытой колеями ухабистой грунтовке, пока не увидела первый дом. На покрытой дранкой крыше белел лунный свет. Было чуть позже восьми.

Деревянные домики стояли в тридцати-сорока футах друг от друга; деревья на участках срубать не стали, но от поросли территорию очистили. Присмотревшись, она различила и остальные отсвечивающие крыши, а по ту сторону ручья – такой же ряд строений. Свет горел только в одном окне. Начало весны, вечер вторника – отдыхающих не так много. Выйдя из машины, она поразилась, как громко шумит ручей – неумолчная, вечная хвалебная песнь! Она подошла к дому с освещенным окном, запнувшись в темноте всего пару раз, и посмотрела на припаркованную рядом машину – хертцевский электромобиль. Ну естественно. А если не он? Вдруг там чужой человек? Да черт с ним, не съедят же ее. Она постучала.

Подождала немного, чертыхаясь под нос, и снова постучала.

Ручей щебетал во все горло, в лесу стояла гробовая тишина.

Орр открыл дверь. Волосы висят спутанными лохмами, глаза красные, губы сухие. Уставился на нее и заморгал. Вид человека безумного, доведенного до ручки. Ей стало страшно.

– Вы заболели? – выпалила она.

– Нет, я… Заходите…

Придется зайти. Рядом с железной печкой стоит кочерга – если что, можно обороняться. Если, конечно, он первый ее не схватит.

Да ладно, черт возьми, что за мысли? Она едва ли не крупнее его и в куда лучшей форме. Трусиха несчастная.

– Травы накурились?

– Да нет, я…

– Что «я»? Что с вами?

– Не могу заснуть.

В крошечном домике чудесно пахло дымком и свежим деревом. Его обстановка состояла из печки, на которой можно было готовить, ящика с ольховыми ветками, буфета, стола, стула и раскладушки.

– Сядьте, – скомандовала Хезер. – Выглядите ужасно. Может, выпьете? Или врача? У меня в машине есть бренди. Поехали-ка со мной – найдем врача в Линкольн-Сити.

– Я в порядке. Прст… очнь… спать.

– Вы же сказали, не можете заснуть.

Он посмотрел на нее осоловелыми воспаленными глазами.

– Не могу себе позволить. Боюсь.

– Господи! Сколько это продолжается?

– Св… свс… …кресенья.

– Вы не спали с воскресенья?

– С субботы? – сказал он с вопросом в голосе.

– Что-нибудь принимали? Стимуляторы?

Он покачал головой.

– Немного все-таки поспал, – сказал он довольно четко, но тут же вдруг задремал, как девяностолетний старик.

Она уставилась на него, не веря своим глазам, но он так же быстро очнулся и внятно спросил:

– Вы приехали ради меня?

– А ради кого? Нет, черт побери, за рождественской елкой! Мы вчера договаривались пообедать – вы не явились.