— Чем же Андрюша там будет питаться... Ресторанная еда и его гастрит совершенно несовместимы. Ох уж мне эти командировки!
— Он вернется через каких-то две недели! — напоминаю я, но взгляд напротив снова наполняет безотчетная тревога.
Еще бы: мы наконец стали семьей, но маме все еще приходится волноваться из-за рациона Андрея.
Меня тоже тошнит от волнения. За свою неугомонную задницу.
— Как спалось, ребенок? Обживаешься? Андрюша сказал, что мы можем переделать комнату Славика на твое усмотрение. До отъезда в клинику еще есть время. Предлагаю выбрать обои поярче, обновить шторы... Вчера на одном сайте я видела замечательную мебель! Как видишь, кухне и гостиной небольшой апгрейд пошел на пользу... — с надеждой предлагает мама, пытаясь за многословностью скрыть страх перед предстоящими одинокими вечерами, но ее идея отчего-то активно не нравится мне.
Память тревожит черный бархат неба с россыпями звезд, нависавший ночью над головой. С этой точки вселенной им любовались лишь две пары глаз — мои и неведомого мальчика Славы, и теперь мне кажется, что между нами неразрывная связь.
Пусть соблазн велик — у меня отродясь не было своего угла, но я не могу присвоить и переделать то, что все еще принадлежит ему.
— Мам, почему Андрей так поступает с сыном? — невпопад перебиваю я, вызывая у мамы замешательство.
— Видишь ли... У них непростые отношения. Парень болезненно отреагировал на расставание родителей и давно избегает общения. А в последнее время окончательно закрылся и совершенно не идет на контакт. Андрей не настаивает — дает ему право сделать выбор самому.
— Понятно, что ничего непонятно... — Я вылезаю из-за стола и картинно раскланиваюсь. — Спасибо, мам. Но меня и так все устраивает.
***
По мере приближения к колледжу мандраж усиливается и перерастает в легкую панику. Проехав три остановки, я выхожу на нужной и, высматривая номера домов и никуда не сворачивая, добираюсь до ржавого забора.
И тут же ловлю нехилый, выбивающий воздух удар промеж лопаток:
— Привет!
Резко оборачиваюсь — черная густая бровь Кэт нахально ползет вверх. Кое-кто ждет моей реакции.
Я примеряю самую подходящую к ситуации маску — ржу как лошадь и, размахнувшись, отвечаю тем же:
— Здорово!
Мы снова становимся «лучшими подругами» — Кэт тоже хохочет. Ненатурально и слишком заливисто, но со мной все так себя ведут.
— Хорошая погода для второго сентября! Так и шепчет... — Она уверенно чешет к корпусу, и я благодарю судьбу, что послала мне шанс благополучно добраться до нужной аудитории, но радость длится недолго — Кэт кивает в сторону мужской курилки и изрекает: — И до конца месяца осталось всего двадцать восемь дней.
Она подмигивает, а я спотыкаюсь.
Возле стены спортзала, выдыхая в чистое прозрачное небо дым, стоит высокий парень.
Он...
Нутро выжигает страх.
Быстро кошусь на него, стараясь за пару секунд разглядеть как следует и запомнить мельчайшие детали облика, натягиваю на лицо самую беззаботную из улыбок и считаю до десяти, чтобы не шарахнуться в сторону от душных поцелуев невесть откуда взявшихся Даши и Милы.
— Да, Регин, ты совсем отбитая. Круто... — фальшиво сочувствует Кэт, пялясь на Святошу. — Не представляю, как ты все провернешь, где телефон спрячешь. Ну, для видео. К нему и подойти-то страшно. Но мальчик, конечно, топ...
Мила стыдливо опускает голову: так и есть, ее стараниями разговор в кустах уже стал достоянием общественности.
— А если проиграешь? Если не получится? — с придыханием шипит Даша, и Кэт сразу находится с ответом:
— Если проиграет, на коленях извинится передо мной за базар про тот кошелек. И получит по роже. И будет нам до конца обучения хавчик оплачивать. Да, Регин? — Она невинно хлопает ресницами, вызывая желание съездить ей кулаком по самодовольной уродливой физиономии. — И твой папа-бандит не должен встревать, думаю, он поймет, потому что спор — это святое.