– Воду завтра обещали дать. Что-то там у сантехников не срослось после ремонта! Давай двинем к Кикише! У нее все есть!

Девчонки припустили по коридору в другое крыло школьного здания, где несколько на отшибе и находился кабинет труда девочек.

– Вот не нравимся мы им, и все! – опять начала Маняшка. – И чего так злиться? Пусть к нам привыкают! Мы же не виноваты, что наша школа закрылась!

– А нечего было ржать на линейке!

– Думаешь, патлатая мымра испортила мне кроссовки из-за этого?

– Во-первых, она не мымра, а очень даже симпатичная девчонка, а во-вторых, поставь себя на их место: заявляется в школу целый класс и гогочет в двадцать три горла над самым святым – над первым звонком, а им – терпи! Удивляюсь, как нас вообще еще не вызвали на великую битву: стенка на стенку.

– Надо же! Какие страсти! Злыдня она, эта девка, вот и все! – Маняшка уже взялась за ручку двери кабинета, но вдруг покраснела всем лицом и как-то надсадно зашипела: – Ой! Юльша! А сегодня же наши парни в волейбол играют с «ашками»... Может, вот это и будет стенка на стенку?

– Ну... в школьном спортзале драки не организуешь...

– Не зна-а-аю... – протянула Маняшка. – У них тут, может, все заодно...

Отодвинув подругу, Юля открыла дверь и первой зашла в кабинет труда, который им теперь надлежало любить, как родной класс. Верхом на длинных столах сидели парни с весьма напряженными лицами. Поскольку кроссовки Генки Бармакова покоились аккурат на новехонькой швейной машинке, девочки догадались, что Кикиши в классе нет.

– Чего грустим? – спросила Юля, хотя уже поняла, что ребята, скорее всего, обсуждали предстоящий матч.

– А чего нам радоваться? – отозвался Генка. – В этой школе, оказывается, действует волейбольная секция, которой руководит мастер спорта, чемпион каких-то там игр – Алексей Тютявин. А мы кто? Жалкие любители! В общем, разгромят нас, как шведов под Полтавой.

– А вы уж и испугались! – рассердилась Маняшка. – Представьте, что сражаетесь за нас! За 722-ю школу!

– За вас? – вдруг зло рассмеялся Максимов и при этом даже не взглянул в сторону Юли. – Да вы только и делаете, что нашим противникам глазки строите!

После этих его слов в классе повисла тишина. Юля прошла вперед и встала так, чтобы увидеть Юрины глаза. Они горели настоящей ненавистью. Она никогда не видела такого жесткого их выражения. И как Максимов мог обо всем догадаться? Она, Юля, всего лишь сослалась на головную боль, которая с каждым может случиться, а он почему-то на следующий день сразу же переметнулся к Светке Кузовковой...

– Ты же сам... – тихо сказала она, хотя понимала, что не имеет никакого права его ни в чем упрекать.

– Я все понял еще на той линейке, – ответил Максимов и добавил: – Но поболеть за него тебе не придется! Со сломанной рукой в команду не возьмут! Так что ты лучше вообще домой иди!

Юля отшатнулась от него, будто он ее ударил.

– Кончай свои разговорчики, Юрка! Ты тут у нас не один! – возмутилась Маняшка. – Мы обязательно придем за вас болеть! Все девчонки! Тем более, что их девчонки... ну... из «А»... Вот... – и она выставила вперед испорченную кроссовку, которой время на пользу не пошло. Разводы чая побурели и выглядели весьма отвратительно на снежно-голубом фоне новой обувки. – Представьте, из столовки нас прогнали! Чаем окатили! Шутить они, в общем, явно не намерены. Юльша считает, что это все из-за вашего ржания на линейке. Уж ты, Генка, громче всех надрывался! Не зря Кикиша тебе ладошку к щечке припечатала. А вот после этого чая я, знаете, подумываю, что «ашки» нам самую настоящую войну объявили. Не вписываемся мы в их коллективчик. Кстати, где Кикиша?