— Ты – некрасивая! — кричит Динка Насте, как только мы покидаем комнату. Не делаю ей замечания – моя дочь может вести себя так, как хочет, так, как ей нужно и как велит ей сердце.

Я виноват перед ней, очень виноват в том, что она растет в таких условиях – без матери, в большом доме, в который путь всем, кроме учителя, заказан. И потому не могу заставить ее измениться в одно мгновение.

Укладываю ребенка на кровать, включаю ночник у кровати и поднимаю с пола упавшего длинношеего жирафа. Он весело желтеет в руках Динки, и она зарывается ему в шёрстку на шее.

— Папа, пусть Настя уедет, — просит она тихо.

— Пока нельзя, она поживет здесь.

— Почему? — поднимает она на меня свои блестящие глаза.

Сказать ей, что у меня слишком много врагов в этом городе, и я не уверен, что будущая жена сохранит себе жизнь за пределами ворот моего дома, — не лучшая идея. Такая правда точно не тянет на вечернюю сказку для маленькой девочки.

— Потому, что пока у нее нет дома, — говорю ей частичную правду.

— А разве так бывает? — глажу ее по спутанным волосам, в которых давно потерялась резинка. И вспоминаю, как сам едва не оставил собственную семью без крыши над головой. Но как же это было давно…будто в прошлой жизни…

— Отец Насти потерял дом. И она осталась без жилья. Неужели мы выгоним ее в мороз из теплой постели?

Динка устраивается удобнее на подушке.

— А долго она здесь проживет?

— Не долго, — улыбаюсь я, чувствуя, что отчего-то хочу изменить эти слова. Чем-то она меня зацепила, чем-то привлекла, но переходить ту грань, которая может сделать отношения мужчины и женщины ближе, я не хочу. Хотя нет, будем честны – хочу так, что даже скулы сводит – от присутствия Насти кровь буквально начинает шуметь в ушах, но…

Это все осложнит. По крайней мере сейчас. До такой степени, что я просто не успею все это разгрести до будущего развода.

— Поживет, пока папе не сделают документы, и мы сможем остаться в этом городе.

— А почему она? — ревниво ведет носом ребенок. — Женись на училке английского!

Она морщится, и вдруг, будто поняв то, что сказала, смеется:

— Нет, не женись. Тогда она меня замучает своими уроками.

Улыбаюсь в ответ.

— Видишь, ты и сама все понимаешь. Ну, спокойной ночи.

— Спокойной, папочка. Ой, только не выключай свет, — видя, как я поднимаюсь с ее постели, волнуется она.

— Даже не думал, — успокаиваю ее, и прикрываю за собой дверь, но так, чтобы она оставалась полуоткрытой. После той самой ночи Динка боится оставаться одна, и это тоже я не в силах изменить…

14. - 13 -

— Ну наконец-то! — всплескивает руками Настя, как только я появляюсь в полутемном коридоре. — Сколько можно с ней возиться?!

Девушка складывает руки на груди, остановившись в шаге от меня, и мое обоняние тут же просыпается, втягивает в себя все оттенки ее присутствия. Яблочный аромат шампуня от длинных волос достигает пазух носа; тонкий запах ванильной губной помады дергает какие-то ниточки внутри моего тела, и на кончиках пальцев начинает покалывать неосознанное желание проверить, правда ли ее губы пахнут так сладко. Чтобы не зацепиться взглядом за блестящие в полутьме глаза, зажмуриваюсь на короткое мгновение.

— Серьезно, ты слишком много ей разрешаешь, поэтому она такая неуправляемая.

Прохожу мимо девушки, и слышу, как она спешит за мной, быстро перебирая ногами в туфлях на каблуке.

— Ладно, ладно, это не мое дело, зря я вмешиваюсь.

Игнорирую ее справедливое замечание, спускаюсь на первый этаж, где в кабинете меня ждет Паук, ожидая последних новостей.

— Твой…не знаю…подчиненный…забрал у меня сотовый телефон, и я ни с кем сегодня не говорила, а мне нужно…