Эти разговоры… и он сам – они странно действуют на меня. Где-то на краю сознания я вдруг думаю о том, что хотела быть наказанной. Им.

Одёргиваю себя – это же предательства Вадима!

Ресовский, безусловно, замечает мои метания и самодовольно усмехается.

– О, даже так. Учту!

Он будто рентгеном меня насквозь просвечивает и мысли читает. Грешные, неправильные, не пойми откуда пришедшие.

Он не нужен мне. Я люблю Вадима и хочу быть с ним.

– На самом деле я хочу с тобой просто поговорить. Пока что.

– О чём?

– О твоём благоразумии, Ника. Как ты правильно понимаешь – ещё один побег тебе с рук не сойдёт. Поэтому даже не замышляй ничего. Более того, если найдёшь союзников – они тоже пострадают.

И вот тут мне становится страшно – ведь Ресовский действительно может причинить вред Вадиму. Кому угодно может причинить. С его деньгами он может творить любую дичь, и всё равно выйдет сухим из воды.

Холодею, ёжусь, обхватываю себя за плечи.

Зря вырядилась в такое открытое платье.

Неожиданно Ресовский встаёт, подходит ко мне, снимает пиджак и набрасывает мне на плечи.

Огромный, горячий, пахнет им.

Я тону в нём – в его запахе, его тепле.

Сам Ресовский остаётся сейчас в белоснежной рубашке и классическом жилете с бархатными вставками. У него старинные – наверное, фамильные – часы на изысканной дорогой цепочке. И сам он немного старомодный – начиная с имени и заканчивая костюмами-тройками.

А ещё тем, что до сих пор не выбрался из крепостного строя – считает, что любого можно купить и продать.

– Это не угроза, Ника. Предупреждение. У меня очень хорошая служба безопасности. Мой главный эсбэшник найдёт любого.

Ну, Вадим тоже не лыком шит. Уж я-то знаю. Кроме разрешённого, его фирма занимается вещами полулегальными – системы слежения, прослушка, кодированная связь. Где-то с полгода назад Вадима даже звали в подразделение, которое борется с кибермошенниками. Но он у меня художник вольный. И, к тому же, сейчас – сам себе хозяин. Но нужные контакты в спецслужбах имеются.

И всё-таки я бы не хотела, чтобы на любимого обрушился гнев Ресовского. Значит, бдительность его надо усыплять убедительно.

– Да не собираюсь я бегать, – говорю почти правду. Потому что собираюсь убежать один раз, но навсегда. – Но, если честно, хотела бы, чтобы весь этот фарс с нашей свадьбой закончился. Вообще-то, Аристарх, я люблю другого. Уже два года. Неужели тебе нужна жена, которой ты безразличен?

Он слоняется ко мне, буквально, нависает. Упирает руки в подлокотники кресла с обеих сторон от меня, так, что я оказываюсь в ловушке – зажата, не выкрутиться.

– Давай проясним сразу, – говорит он, глядя мне прямо в глаза, его – сейчас кажутся чёрными, их затопляет недовольство, – во-первых, никаких других для тебя больше не существует. Ты – моя, а за своё я откусываю голову. В полёте. А за измену – устрою тебе ад, так и знай. Попробуй мне только в брачную ночь оказаться не девственницей. Во-вторых, выброси из головы бредни про любовь. Её не существует. Это придумали идиоты для идиотов. Я не буду скрывать – ты очень привлекаешь меня, как женщина. И в нашей жизни я окружу тебя комфортом и заботой, ты не будешь ни в чём нуждаться…

Я фыркаю:

– Уверен? А если я всё-таки буду нуждаться в той самой идиотской любви? Не забывай, мне всего двадцать.

– Ты умная девочка, – произносит он, – рациональная. Твоя мать мне о тебе многое рассказала. Я думаю, мы сможем с тобой найти консенсус.

Ага, и как говорил герой одного старого фильма: «И ногами его! Ногами!»

– А если я не захочу искать и отказываться?