– Это Валентина Михайловна, она покажет тебе здесь всё. Один косяк – и за дверь. Хозяин не прощает ошибок, – напыщенно выдыхает мне в лицо Нелли.

– По тебе будто каток проехал, – замечает женщина, с интересом разглядывая меня.

Лишь когда Нелли уходит, я даю себе возможность проявить слабость. Приваливаюсь к стене. Прикрываю веки, заглушая подступающую тошноту. От усталости, стресса и голода. Но во рту всё равно скапливается слюна из-за близости этой комнаты к кухне. Они разделены. Здесь лишь грязная посуда. Но доносящиеся запахи ударяют в голову.

Обычно я спокойно переношу голод, сама забываю поесть и перекусываю на бегу.

– Тебе нехорошо? – раздаётся рядом вопрос. А я медленно сползаю на корточки и встречаю задом пол.

Голова кружится. Сдавливаю пальцами виски.

Едва ощущаю, когда мои плечи сжимают, помогая подняться. Проводят куда-то и усаживают на стул. Почувствовав пальцами твёрдую поверхность стола, я складываю руки и кладу на них голову. Тут же отключаясь.

– Сначала поешь или поспишь? – сквозь туманное сознание раздаётся желанный вопрос. Сказочный. Давно не слышала такого потрясающего сочетания слов.

Раздумываю. Всё же тошнит от голода.

– Ем. Поем.

Запах еды оказывается опасно близко, приводит в чувство лучше нашатыря. Разлепляю ресницы. Втягиваю в себя аромат, исходящий от горячего супа. Рядом тренькает ложка. И я, как дикарка, хватаюсь за неё и погружаю в суп. Первая ложка обжигает язык. Горячо. Еда попадает в желудок, заглушая болезненные ощущения. Сосущую тоску. Пустоту. Вторую ложку смакую на языке, прикрывая от удовольствия глаза. Божественно. Уничтожаю суп за пару минут.

И выдыхая, откидываюсь на спинку стула. Ловлю на себе внимательный взгляд. Жду вопросов. Но их не возникает. Лишь удивление и даже страх. Нет. Не меня боится женщина. Её пугает моя жизнь.

– Приходи завтра утром. Не опаздывай. Здесь действительно не прощают промашек.

Поднимаюсь и ухожу. Сил нет даже сказать спасибо. Язык еле ворочается.

С трудом добираюсь на автобусах до дома. Мечтаю лишь о том, как приму душ и упаду на постель. Обниму с силой подушку и отрублюсь.

Провернула дверной замок. Вдохнула запах этого дома. Чужой и негостеприимный. Я так и не привыкла к нему. Здесь всё пахло вещами бабушки и ей самой. Запах злости и перманентной раздражённости.

Сбросила ботинки и, как была, в кожаной куртке прошла в комнату, ощущая на себе взгляд бабушки. Остановилась, уставившись на пустующую кровать матери.

– Пока ты шлялась, я вызвала скорую. Скажи спасибо. У твоей мамаши передозировка, – за спиной пояснила бабушка. Меня будто окатили ледяной водой. Мороз прополз по позвонкам и забрался прямо в мозг.

Мгновение смотрю на постель брата. В его глазах смирение. Он тоже ждёт смерти матери.

Не позволю! Разворачиваюсь, с бешенством вглядываюсь в лицо бабки и сжимаю до боли кулаки.

– Когда? Почему ты не позвонила? – едва сдерживаюсь, чтобы не кричать, но слова со свистом проходят сквозь сжатые зубы. Знаю, что она может вообще ничего мне не объяснить. Включит садиста и начнёт пытать меня неизвестностью.

Голова уже трещит от боли. От осознания того, что сейчас нужно бежать в больницу. Я знаю, как врачи относятся к таким, как моя мать. Если решат, что она никому не нужна, то даже не станут помогать. Бросят умирать. На глаза накатываются слёзы, но я заталкиваю их обратно. Не время плакать.

– Можно подумать, ты ей чем-то в состоянии помочь, – равнодушно сказала женщина, родившая мою мать.

Мне хотелось ударить её. Даже убить. Ненависть воронкой закрутилась в груди, сдавливая рёбра и мешая дышать.