Нельзя не признать, что коррупция – характерная черта большинства развивающихся стран, и особенно государств с так называемой «нефтяной экономикой». В этом отношении Нигерия (которая в составляемом «Трансперенси интернэшнл» Индексе восприятия коррупции за 2001 год заняла по честности чиновничества 90-ю позицию среди 91 страны), Индонезия (88-е место) и Пакистан (79-е место) попадают в одну категорию с такими немусульманскими странами, как Россия (делит с Пакистаном 79-е место), Индия (71-е место) и некоторые наркогосударства Латинской Америки.

В любом случае нет сомнений, что большинству мусульманских государств предстоит и в дальнейшем оставаться слабыми и неэффективными, испытывать частые политические потрясения и с обидой смотреть на Запад, но основное внимание обращая на внутренние разборки или распри с соседями. Положение дел в мусульманском мире будет служить источником угроз международной безопасности, время от времени приводить к вспышкам терроризма и создавать атмосферу повсеместной напряженности. И поскольку слабости сопутствуют социальные бедствия, яростный антиамериканизм будет здесь, вероятно, не только следствием враждебности на общей религиозной почве, но и в не меньшей мере побочным продуктом либо недовольства в определенных странах, либо региональных конфликтов.

Самый очевидный пример такого политического недовольства – возмущение арабов поддержкой Израиля Соединенными Штатами[18]. Негодование по этому поводу постепенно охватило и мусульман неарабского происхождения в Иране и Пакистане. А в последнее время у афганцев и мусульманских народов Центральной Азии появились подозрения, что Америка поощряет попытки России ограничить распространение ислама среди своих новых южных соседей. Все это способствует формированию у мусульман транснационального политического самосознания, для которого характерен как откровенный, так и подсознательный антиамериканизм.

С точки зрения международной безопасности главный вопрос, от которого зависит будущее, таков: какое политическое направление примет охватившее «Обитель ислама» брожение? Нынешняя волна религиозного фундаментализма не предвестница ли будущего господства этой философии? Или верх одержит радикализм под маской ислама? Действительно ли мусульманские общества не способны трансформироваться в демократические политические системы ввиду своих религиозных традиций и учений? Существует ли принципиальная несовместимость между исламом и современностью, хотя смысл этого понятия определяется в основном современным (оказавшимся привлекательным для всего мира) опытом Америки, Европы и Дальнего Востока, в развитии которых религиозные начала играют все меньшую роль? По мере рассмотрения этих вопросов сложность проблемы становится все понятнее.

В последние два десятилетия – с момента захвата теократией власти в Иране – исламский фундаментализм привлекает заметное внимание Запада. В условиях, когда в террористической деятельности светской Организации освобождения Палестины наметился спад, а к терроризму начали все чаще обращаться либо поддерживаемые Ираном шиитские организации, либо их суннитские двойники, получающие помощь от ваххабитов (символом которых стала знаменитая фигура Усамы бен Ладена), в западных средствах массовой информации сложилась традиция выделять именно фундаментализм как силу, получающую в исламском мире все более широкое распространение и авторитет. Подспудное брожение даже в самых стабильных мусульманских странах часто представлялось как предзнаменование перехода власти в руки фундаменталистов.