Звук вновь проехавших по каменному полу массивных деревянных дверей меня поразил до глубины души. Мы же больше никого не ждали! Даже не пытаясь скрыть эмоций, я во все глаза разглядывала пузатого, лысого мужика, обвешанного золотом. Свита с ним была значительней, чем с моим купцом: явно среди этих людей были охранники и личные служащие. Один из них отделился от толпы и объявил: «Барон Сальди хочет стать достойным!». Это была стандартная фраза для изъявления воли на участие в аукционе. Я растерянно оглянулась на отца, совершенно не понимая, что происходит. Барон и его сопровождающие, тем временем, расселись по местам, а все тот же слуга, направился к приказчику с явной целью заполнить необходимые бумаги. Папа также растерянно смотрел на прибывшего мужчину. Но тут за дело взялась мачеха, галантно уцепившись за последнего лорда Омалин, она воодушевленно начала что-то нашептывать ему на ухо.

Догадаться было не сложно. Какая разница, кто заполнит дырку в бюджете нашего феода, если можно получить ещё сверх той суммы, о которой договорились с купцом? Вновь нахлынувшие слезы до конца удержать не удалось, и я смахнула горькую каплю рукой. Со стороны это выглядело, будто поправляю волосы. Лишь для внимательного наблюдателя мое состояние было бы очевидно. Есть ли здесь такие, кому не всё равно на чувства несогласной невесты?

Потому что пока предпринимались отчаянные попытки сдержать рвущиеся слезы, двери распахнулись снова. И вот тогда мне стало по-настоящему страшно… Я вновь окаменела, но теперь от ужаса. Потому что вошедший высокий, худощавый граф с четко остриженной бородкой и сединой в висках был мне известен. Он всем был известен. Семь бесприданниц погибли случайной смертью только за последние четыре года. Хонэ являлся единственным лордом, которого не приглашали на выкупы и держали это событие в строжайшем секрете от него, несмотря на огромное богатство графа. С мерзавцем, хотя, скорее, с его деньгами, считался даже король, закрывая глаза на гибель девушек. Я зажмурилась, нервно сглотнув. Все мои семнадцать с половиной лет жизни пронеслись, будто воочию.

— Я, граф Альтир Хонэ, хочу стать достойным! Надо же, в который раз произношу эту фразу, и каждый раз, как в первый, — саркастично, резко и совсем не по-светски прозвучал голос этого претендента, несущего с собой смерть.

— Нет! Граф Хонэ, Ваше участие невозможно! — воскликнул лорд Омалин.

«Как грубо, папа, но уже поздно, слишком поздно», — с тянущей в сердце тоской подумалось мне. Откуда-то нашлись силы взглянуть на незваного гостя. Тот же с полным чувством превосходства, осмотрел меня так, как будто умел видеть сквозь одежду. Стало очень мерзко, и я вновь закрыла глаза, просто попытавшись хоть как-то исчезнуть из ратуши, отрешиться от происходящего. Странно, но это сработало: мне действительно стало легче. Казалось, что я переношусь из треклятого здания куда-то, где никого больше нет.

— Граф Омалин, в этом зале, как минимум, двое претендентов на звание достойного. И если они здесь, значит, заполнили форму для участия. Это было бы невозможно, не заполни вы все необходимые бумаги. А уж распорядителя тут бы и подавно без процедуры визирования не было. Так что… вы уже не в праве отменять такую потрясающую церемонию, как «Выбор достойного», — деловито, с мерзкими нотками самодовольства, заявил граф Хонэ и уставился на представителя закона.

Приказчик учтиво и важно кивнул. Граф Омалин яростно высказался, что отменяет выкуп, что не будет никакого сватовства, стукнул руками по столу служащего, вздрогнувшего от неожиданности.