Правда, религиозное сознание Древней Руси не было ни единым, ни цельным. Современные исследователи выделяют в нем три пласта. Первый связан с развитием собственно христианского, византийского наследия, второй – с причудливым взаимодействием христианской и восточнославянской языческой традиции и, наконец, третий – с судьбами “третьей культуры”, не христианской и не языческой, но скорее ахристианской, основанной на сложном синтезе позднеантичных, ближневосточных и западноевропейских элементов. “Третья культура”, народная и городская по своему происхождению, была представлена переводами греческих и иудейских апокрифов, светскими повестями и хрониками, естественно-научными трактатами.

Иногда своеобразный сплав христианских и языческих представлений называют “двоеверием”. Наиболее точное описание этого явления дал богослов и историк церкви Г. В. Флоровский: “Язычество не умерло и не было обессилено сразу. В смутных глубинах народного подсознания… слагались две культуры: дневная и ночная. Носителей “дневной” культуры было, конечно, меньшинство… Заимствованная византийско-христианская культура не стала “общенародной” сразу, а долгое время была достоянием… культурного меньшинства… История этой культуры не исчерпывает всей полноты русской духовной судьбы… В подпочвенных слоях развивается “вторая культура”, слагается новый и своеобразный синкретизм, в котором местные языческие переживания сплавляются с бродячими мотивами древней мифологии и христианского воображения. Эта вторая жизнь протекает под спудом и нечасто прорывается на историческую поверхность. Но всегда чувствуется под нею, как кипящая и бурная лава…” Главным различием между этими двумя культурами Флоровский считает различие “духовных и душевных установок”. “«Дневная» культура была культурой духа и ума, это была «умная» культура: «ночная» культура есть область мечтания и воображения…” Действительно, христианство на Руси было воспринято скорее эстетически (через красоту богослужения и церковного искусства) и морально-этически (как система норм и запретов), но не было воспринято как религия Логоса (Бога как всеобъемлющего смысла). Более того, постепенно укреплялась традиция противопоставления сердца и чувства – разуму, веры – рациональному знанию. Отсюда вытекали многие печальные последствия, в том числе поверхностное знание Библии, магизм и ритуализм, когда вторичные, материальные, святыни (иконы, мощи, освященная вода) заслоняли собой первичные (евхаристию и Священное Писание).

Одновременно с христианизацией язычества идет “объязычивание” христианства. Православная церковь включает языческие праздники в свой календарь или ставит новые на место старых (как в случае с Масленицей, ставшей неделей сыропустной перед Великим постом). Возникает православный культ “явленных” икон (обретенных на деревьях, воде или камнях) – явный отголосок языческого поклонения деревьям, источникам вод и камням. К сожалению, рука об руку с достижениями – распространением грамотности, книжности, искусств – начинают накапливаться и проблемы, отчасти бросающиеся в глаза и даже считающиеся особенностями русской религиозной жизни и сознания, а отчасти пребывающие под спудом, в глубинах народного сознания, вырывающиеся наружу во время кризисов и нестроений (ереси XIV–XV вв., “капитоновщина” или раскол). “Народное христианство”, например, плохо отличает догмат от обряда, делает акцент на поклонении, а не на понимании, враждебно относится к любым изменениям.